Улыбка Хмурой горы. Тофалария
Высокие снежные горы с давних пор служили у таёжников объектом заповедного восхищения, никто из них не смел, без причины восходить на их вершины. По преданию, здесь в вечном порядке кочевали предки таёжных оленеводов-охотников, и горы спасали их от невзгод и превратностей жизни. Чтимых вершин в Восточных Саянах множество, и каждой давалось собственное имя. Без названья вершина - была не гора. Имена этих гор произносили вместе, будто что-то роднило их с тропинками на путях передвижения диких северных оленей. К склонам этих седых гор ежегодно совершались перекочёвки для обязательного приветствия и совершения посвящения оленя горному духу. Сооружались на вершинах, перевалах и проходах кучи камней в честь горы и её хозяина, путем бросания камня каждым проходящим. Камням доверяли мысли, желанья и думы об удаче в судьбе, а под свист ветра и блики солнца заплетали в них разноцветные ленты. Вглядываясь в суть Вселенной, небу без края рассказывали о высоких чувствах, наполняя надеждой обновленные сердца.
Именитые горы почти всегда прятали свои пики в облаках, и суровая погода редко давала надежду их увидеть. Для оживления природного бубна таёжник в призывах имена родовых гор перечислял первыми. Считал, что горы дарили силу и стояли на страже его судьбы. Таёжный оленевод и охотник на пушного зверя одушевлял горы, и мир горных хозяев представлял по собственному типу и образу жизни. Всё существующее обладало душой, и с вышними сущностями он общался. К одухотворенным горам обращался с прошениями, изливал жалобы, испрашивал удачи в охотничьем промысле и исцелении от недугов. Могучими грядами раскинулись почтенные громады, сочетая в себе всю возможную заботливость и даяние. Покровителю оленей камлал у больших гор на хребтах Дикий, Ергак-Таргак-Тайга и Удинский. Считалось, что заступник белых оленей живет на снежных хребтах Агульских Белков.
У Гутарских озёр не переставая падал мокрый снег, и сверху склоны Агульских Белков были полностью мглою затянуты. За серой пеленой тумана шли на водопой кабан-секач и два подсвинка. Не останавливаясь, таёжник камлал на дальний путь - без привалов и заминок. Перебрёл реку Иден и снизу со снежника заметил кабаргу на седловине перевала. Прошёл вдоль озера на плато Идено - Киштинского перевала. За перевальной точкой тёплым ласковым дождём озеро ото льда очищалось. Из непроглядной ливневой стены с буйною грозой со стороны Малой Кишты доносился грохот и рев движущегося селевого потока. Сердито ворчащее эхо заставило таёжника вернуться с перевала обратно. Таёжный романтик шёпот ветров и шелест трав различал, говор бурной реки Ужур поманил и осторожно пошёл за бродягой лосем. Сохатый зверь задумчиво и неуклюже брёл по топи к лосихе с лосёнком. Боялась коварная и безжалостная росомаха лосиных рогов и копыт больше трясины, но брела за ним тайно. Таёжник чуял её по следам, путая ноги в воде и тине вслед за нервным соседом пошёл. Стремительные воды реки Верхняя Каменка мелким бродом перешёл и пошёл вверх по реке Мурхой до притока - Аскайли-Ой в узком каньоне с водопадом забитым кусками льда. Вечный странник - сохатый переходил говорливые наледи и обходил прижимы реки Мурхой, поднимаясь к седому перевалу. За плоским перевалом сохатый быстро спустился в долину реки Хатаги и скрылся в болотине. В этом единении человека и гор погода играла заметную роль. Кочуя по перевалам, таёжник изменчивого ненастья хлебнул сполна. Зимою морозы, а летом жара и настроение у него было под стать погоде. Трудолюбивый оленевод и удачливый охотник, взойдя на перевал, умел любоваться прелестью природы, соблюдая добрую традицию, подвязывал ленты на добрую погоду. Радостно сердце билось в груди, когда капризная погода дарила чудо. С неба сыпалась ледяная крупа, переплетаясь с солнечными лучами. Свет от солнца скользнул по камням реки Хатаги, осветив сияющей радугой изморозь первоцветов. У водоската стояло семейство кабарговых. Кабарга-мама ловко разгребала точеными копытцами снег. Изящно склонив голову, вырывала корешки клыками и хрустела острыми зубками. Дикая кабарга боялась хищного соболя, но к таёжнику как ручная подошла совсем близко. Таёжник нежно погладил кабаргу за ушами ладонью. В радостном порыве охнув, взлетели перелётные птицы. Испуганная кабарга шарахнулась к камням, и умело петляя между кедрами, скрылась со скоростью ветра.
Отважно встречая внезапный шквал бури, подошёл таёжник к устью Хатаги. Затем, перебрёл на правый берег реки Уда, в её приток Холь-Хем. Проходя каменистый ручей, золотым знамением скальной стены открылся строгий пик Триангуляторов. По теневому склону, питались молодыми побегами, шёл роскошный изюбрь, подняв ветвистые рога. Несколько величавых маток и телят по полыньи, не торопясь перешли на другой край долины Уды. По крутой звериной тропе таёжник потянулся за стадом изюбрей к верховью реки Уда. Ласково зверям ухмылялся, горловыми песнями с ими общался. Обходя каньон со склона гольца покрытому мхами, взору открылась долина Трёххвостого ручья и озеро Верхнее в истоках Уды. Текущий со снежного пика ручей, впадал справа в реку Уда. На его стрелке с Удой белая крыша горы Приозёрная куталась в туманной дымке. Между правым истоком и средним, в несущихся клочьях тумана по скалам мощного отрога прогуливалась семья сибирских козерогов - мать с теленком, а позади - бык, сильными рогами задевая облака. В озеро Верхнее среди золотых чешуек камней и зарослей кустарника впадал ручей. Стряхивая с ягеля дождливую серую капель, поднимался таёжник по голым осыпям истока. Перед самым озером на подъёме слегка заморосил мелкий снег. По жёсткому насту и валунам, мху и лишайникам, перешёл на крутой бок долины. По осыпи перевёрнутой пургой взошёл на заваленный стылым снегом перевал. Погода менялась круто, и в проем перевала ворчливо дул сквозной ветер с Дикого хребта.
Настырная метель, сквозила по перевалу, завывала волком, сужая видимость, и камни выхолаживала. Снег поднимался стеной до самого неба. Раскачивались облака и терялись очертания скал, но внезапно мелькнуло Солнце и озарило лучом косматый иней. Хребет Дикий появлялся и исчезал в круговерти преломления лучистого света и снежных облаков. Прислушиваясь к шуму камнепада и раскатам грома, таёжник бросил самородок в общую кучу Обо, и постучался в дверь хозяина гор. Повеяло теплом, и скользнул заряд метели стороной, и пики гор вознеслись до небес, а в бездну упала глубина обрыва. С перевала спустился по узкой ложбине и оголённой стенке в пологую долину ручья с крупными валунами. С низовья реки Левый Казыр наползал на хребет массив черных туч. Пронизанный жизнью и сознанием хребет Дикий позволял взойти на его горы лишь людям достойным. Подвижная погода была сурова, и от таёжника здесь очень мало что зависело. Гора решала сама - пустить его к подножью или нет. Просыпаясь в облаках, Хмурая гора характером своим, была подобна ветру. Клубящиеся валы гневных туч наползали на склоны, озаряемые изнутри лучами и вспышками. Нервно из мрака кричали молнии, ударяясь о суровые камни. Горное эхо многократно повторяло громовые раскаты. Свирепый ураган катился с треском по ущелью. Блистая прыгал град, ударяя по насупившемуся поднебесному бубну ледника, рождая молочные ручьи. Грозный шум несущегося в теснинах потока, белую пену бил о грани скал. Снежники на гребнях вершин, небольшие ручейки насквозь прорезали, стекая на зеркало кристально чистого льда бирюзового озера. Раздор света и мглы просто захватывал дух. Угрюмый и уставший таёжник с удивлением смотрел на ослепляющую перламутром Хмурую гору, с серебристо холодными переливами и тёплым дыханием золота. Таёжник приветливо улыбнулся, и между сердцами человека и горы мелькнул проблеск. Удивительная искра погасла, о прохладную неприступность льда натолкнувшись. Хмурая гора изредка улыбалась и жила грустно и уныло. От бесконечных волнений и переживаний небо над горой не переставало плакать и всегда затягивалось тучами. Сияние улыбок она упускала, блеск Солнца не замечала, звездным небом не восхищалась. Гора присматривала за стадом оленей и в неудачах и горестях всхлипывала дождиком.
Грустный таёжник не смутился. У застывшего озера моросящий туман ходил по кругу, а за ним метались настороженные олени. Спускаясь ко льду, увидел человек торчащую из полыньи голову маленького оленёнка. Олененок родился ночью, когда в горах было совсем темно, и случайно вышел на хрупкий весенний лед. Невзначай провалился в промоину и барахтался в студёной воде. Неопытный детёныш долго рыдал и бился за жизнь - шерсть на мордочке покрылась коркой льда. Он еле шевелился и торопливыми губами просил о помощи, но олени, сочувственно закрывали глаза. Угрюмая мать, проваливаясь в воду копытами рубила дорожку во льду к оленёнку. Толстый лёд начал разрушаться, открывая трещины, но животное выбилось из сил и уже смирилось со своей печальной участью. Таёжник ощущал связь со всем сущим и считал недостойным пройти мимо тонущего оленёнка. Из последних сил по излому нетвердой корочки, осторожно пополз помогать малышу. Чтобы не поранится об острую кромку тороса, таёжник обнял беспомощного оленёнка руками и вытащил из ледяной ловушки. Гладил руками, приводя в чувство растиранием обессиленного оленёнка. С помощью кончиков пальцев наполнял телёнка золотым исцеляющим светом. Отогревал замерзшее животное дыханием и шептал послание надежды на ухо. Лечил солью со снадобьями из трав, окуривал дымом засушенных растений. Дым быстро поглощался организмом и не требовал высоких затрат. Мать-олениха осторожно нагнулась над малышом, нежно обнюхав целебный дым, неторопливо облизывала ему мордочку, спину, шею и оленёнок пришёл в себя. Он задрожал, а ноздри его, улавливая непривычный запах, раздувались. Ничего не понимая, напряженно тараща чёрные глаза, оленёнок поднял голову, шерсть его заблестела. Омытый талой водой и окуренный дымом он перестал бояться, пошатываясь из стороны в сторону встал. Таёжник понял - оленёнок спасён, и выпустил его на волю. Но мать не спешила уходить, после касания оленёнка руками на нём остался запах человека, и стадо могло отказаться от малыша.
Солнце за вершину горы спряталось, а неокрепший олененок, благодарно поглядывал на своего спасителя. В небе заблестели звезды, и их свет осветил гору. Поджав тонкие, слабенькие ножки, олененок боком опустился на камни рядом с таёжником. Уставшему олененку хотелось спать. Он свернулся калачиком, закрыл глаза, и мать улеглась возле него на камни. Ему снилась гора в густых зарослях ягеля, яркое солнце и мать лизала его пушистую спинку. Согревая друг друга, они неподвижно лежали до тех пор, пока небо над горой вверху не посветлело зарёй. Мать встала на ноги и ткнула олененка, и он проснулся, широко раскрыв глаза. Потоки теплых, золотистых лучей вкрадчиво пробивались сквозь снежную вершину. Олененок очень обрадовался, он восстановил силы и мог идти. Ясный солнечный свет пятнистые спины оленей неразлучно сплетался с сетчатой рябью прозрачных теней горных камней, и таёжник дал оленёнку особое ласковое имя и покормил хлебом. Приветливо улыбнулся Хмурой горе, настоящей улыбкой, идущей от сердца. Между их сердцами пробежала искра и оттаяла ледяная недостижимость горы. Улыбка осветила гору, сделала её добрей, счастливей и красивой. Небо Хмурой горы доброжелательно просветлело над оленями и таёжником, - и зубчатые пики горы, им учтиво и вежливо улыбнулись. Гора вся светилась, будто солнышко неземным светом и озарялась. На таёжника смотрели бирюзовые очи озёр, наполненные нежностью, и становилось теплее в сердце. Гроза утихла, медленно ушёл густой туман, и таёжник шёл над облаками и чем выше поднимался, тем красивее открывался небосклон. Хмурая мгла становились все ниже, давая возможность любоваться и восхищаться суровым ягельным мхом и высокорослыми соцветиями. Крупные цветы кашкары цвели над кедровым стлаником, а рядом поднимались вершины сияющих белков. Серебристый ягель ковром лежал в преддверии небесного свода. Таёжник чуял настрой северных оленей и нежно подзывал к себе. Дикие звери к таёжнику, как ручные, шли. Оленей он солью угощал и со зверьём, как с людьми, беседовал на их языке. Олени ушами шевелили, слушали, речи человеческие понимали и неотступно следовали за таёжником. За ними, вставали с чувством собственного достоинства и покорно шли новые рогачи-быки, тянулись красавицы важенки, семенили ножками оленята. Растянувшийся караван оленей украшал тропинки и оживлял Дикий хребет. Улыбнулось Солнце лучом закатного света и зашло за гору, погружаясь в прохладу лёгких сизых теней. В золотом воздухе блеснули и сомкнулись горы, застыв в таинственной мгле. В темноте бездонной ночи улыбнулось небо - звездами, но мрачной пургой бесшумно пробежала стая волков, вызвав общий переполох и исчезла, заметая следы сквозняком и снегом. Стадо оленей устремилось вверх по склону гранёного пика, но мать-олениха и оленёнок остались с таёжником. Вдыхая горный воздух и обходя обрывы, стремительно они набирали высоту по снежно-ледяному карнизу. В беспросветной тьме талый поток, переливались изумрудной росой, плескался и играл радугой. Стекали со скал капли изморози, цепляясь за льдинки. Искрились, наполняясь волшебной силой, движением и жизнью. Легкий ветерок превращал иней в мельчайшие брызги, и они улыбались ярким созвездиям.
С высоты в снежном наряде вершина дымчатых гор задумчиво смотрела на оленей, понимая, что они есть счастье и украшение горных хребтов. Оленей боготворил и таёжник, слагал в честь их песни и повязывал ленточки на вершине. Спускался, закутываясь в туман, ветер и холод, забывая об осторожности. Отрешённо смотрел вниз, угадывая не прочные узоры камня, и глубокие орнаменты расщелин, оттуда не выбраться. Смелый таёжник чувствовал в себе силы бесконечно кочуя с северными оленями дарить улыбки недоверчивым вершинам гор под миллиардами мерцающих звезд.
Содержание |
Сборник стихов
- Солнечное злато
- Серебро луны
Книга "Ленточки странствий"
В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий, |
Книга "Ловец Солнца"
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
