Призывный костер. Тофалария

Материал из IrkutskWiki
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
(Книга "Ловец Солнца")
 
(не показаны 4 промежуточные версии 1 участника)
Строка 1: Строка 1:
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.</font></div>
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.</font></div>
 
[[Файл:Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 5.JPG.jpg]]<br>
 
[[Файл:Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 5.JPG.jpg]]<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Седой хозяин северных скал Джуглымского хребта с походною торбою поднялся на вершину в небо летящей снежной горы Мюстыг-Даг, и смотрел прямо вперед на сверкания звёзд. Вечер медленно гас, уступая место, тёмно синей ночи. Ветер стужей обжигал, но старик умел получать тёплый огонь для костра, где бы ни остановился, и потушить всякий раз, когда необходимо так сделать. Он носил за пазухой уголек, закутанный в сухую бересту, и от сокровенного луча звёздной странницы разжёг на вершине сигнальный костер кочевой дружбы. Языки пламени оттаивали звёздный рот кочевого очага. Пыл был ровный и спокойный, это был хороший признак - Хозяин огня доволен. Для старика костёр был оберегом очага, разгорающейся силы жизни и торжества света над тьмой и мраком. Пламя костра очищало таёжное сердце, давало обновление и озарение живительной силой встающего Солнца. Костер нёс тепло среди ночи и если ясно горел, означал, что старик пожил кочевой день честной жизнью. Старик старались не обижать, не гневить Хозяина огня и кормил огонь в ожидании блеска поднимающейся Луны над вершинами гор. Из мокрой и туманной черноты ночи тонкая лунная полоска увидела зовущий костер. Преодолев долгий и петляющий путь, она снизошла на обширный пик, чтобы раскинув на камнях ноги посидеть со стариком и поговорить с костром, став соучастницей кочевой тайны.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Седой хозяин северных скал Джуглымского хребта с походною торбою поднялся на вершину в небо летящей снежной горы Мюстыг-Даг, а смотрел прямо вперед на сверкания звёзд. Вечер медленно гас, уступая место, тёмно синей ночи. Ветер стужей обжигал, но старик умел получать тёплый огонь для костра, где бы ни остановился, и потушить всякий раз, когда необходимо так сделать. Он носил за пазухой уголек, закутанный в сухую бересту, а от сокровенного луча звёздной странницы разжёг на вершине кочевой костер, окуривая горы очистительной силу дыма от тлеющих веток багульника. Языки пламени оттаивали звёздный рот кочевого очага. Ровный пыл разумел – огонь доволен и всё видит. Для старика костёр был оберегом очага, разгорающейся силы жизни и торжества света над тьмой и мраком. Пламя костра не имело конца, согревало сердце, обновляло озарение живительной силой встающего Солнца. Костер нёс тепло среди ночи и если ясно горел, означал, что старик пожил кочевой день честной жизнью. Старался не обижать, не гневить огонь и кормил солнечный рот в ожидании блеска поднимающейся Луны над вершинами гор. Из туманной черноты ночи тонкая лунная полоска увидела зовущий костер. Преодолев долгий и петляющий путь, она снизошла на пик, чтобы раскинув на камнях лучики, посидеть со стариком и побормотать с костром, став соучастницей кочевой тайны.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>В чудесном единстве Луна и человек сидели у потрескивающих углей костра, кипятили чай и смотрели на искры, для которых небо начиналось с взлёта. Пламя манящего костра бросало загадочный отблеск на белёсый туман, холодные молнии и колышущиеся звёздочки. Старик подбрасывал хворост в костер, языками пламени солнечный рот жадно поглощал угощения. Ласковый костёр зарядом света и тепла делился со всеми, кто в этом нуждался и безмерно счастливый старик задремал. Роняла ночь огарки звезд в тайгу, а костёр с Луной разговаривал. Весёлый и жизнерадостный костёр очаровывал Луну своим тёплым обаянием. Покоем и свободой окрыляющей жизни костёр рассказывал Луне дивные истории, чарующие врезающиеся в удивительные грёзы. Все рассказы чередовались с переменой погоды. Каждому ненастью соответствовали обычаи о владычестве золотой Матери матерей, в облике Солнца сияющей в блеске золотых лучей. Труден путь восхождения на солнечные вершины и по высоким хребтам кочевал старик с угольком от костра за стадом северных оленей под светом Солнца, а ночью при свете костра пел песни Луне. Старик не выделялся усердием среди других таёжников. Жил не богато, но спокойно, тихо и радостно. Ласково и терпеливо заботился об золоторогих оленях с ветвистыми рогами, не забывая по ночам угощать пламя костра и восхвалять светила за подаренную надежду, помощь и силу. Он заботился, чтобы жизнь их была совершенно соединена и согласованна с небесной волей. Без сомнений в чистоте помыслов и доброй совести проходили его солнечные дни и лунные ночи.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>В единстве Луна и человек у потрескивающих углей костра, кипятили чай и смотрели на искры, для которых помятое небо начиналось с взлёта. Пламя манящего костра бросало загадочный отблеск на белёсый туман, холодные молнии и колышущиеся звёздочки. Старик подбрасывал хворост в костер, языками пламени солнечный рот жадно поглощал угощения. Ласковый костёр зарядом света и тепла делился со всеми, кто в этом нуждался и счастливый старик задремал. Роняла ночь огарки звезд в тайгу, а костёр с Луной разговаривал. Жизнерадостный костёр очаровал Луну своим тёплым обаянием. Покоем окрыляющей жизни костёр рассказывал Луне дивные истории, чарующие врезающиеся в удивительные грёзы. Все рассказы чередовались с переменой погоды. Каждому ненастью соответствовали обычаи о владычестве золотой Матери матерей, в облике Солнца сияющей в блеске золотых лучей. Труден путь восхождения на солнечные вершины и по высоким хребтам кочевал старик с угольком от костра за стадом северных оленей под светом Солнца, а ночью при свете костра пел песни Луне. Старик не выделялся усердием среди других людей. Жил не богато, но спокойно, тихо и радостно, в огне костра былые обиды сжигая. Ласково и терпеливо заботился об оленях, не забывая по ночам угощать пламя костра и восхвалять светила за подаренную надежду, помощь и силу. Огонь жизнь соединял с небесной волей. Без сомнений в чистоте помыслов и доброй совести проходили его солнечные дни и лунные ночи.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Туман, снегопад и ветер знали, что у волков - человечьи глаза и решили проверить, как встретит растущую луну, кочуя по горным вершинам от кострища к кострищу, старик вслед за Солнцем. Из сгустившихся облаков звучно и хлестко ветер дунул на лучину, унося тепло, и она погасла. Горение костра поддерживали угли, ветер ускорил тление, и огонь разгорелся в сумраке мглистом. Старался бойкий ветер дуть сильнее и резче, молнии вырывая из туч, но крепче прижимался отважный костёр к ветру. Костёр ворчал на ненастье, но терпеливо вдыхал полной грудью углей звенящий воздух. Разбушевавшийся ветер сердился, хлестал градом и снежной крупой укрывал костёр, пронзал ледяными иголками. Ругая жестокую стужу, пламя костра прильнуло к камням неразлучными объятиями своего сердца. Сгусток мглы пылью засыпал глаза костра, а хворост горел неровно, дымил, трещал и стрелял. Силы костра без присмотра, были на исходе, но рядом с ним была Луна и она не боялась ветра. Пламя чувствовало себя разбито под струями косого дождя, прячась в горсти тлеющих углей. Вновь вспыхивало не гаснущее пламя, костёр светил и грел, не тускнея, и хранил солнечное молчание.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Туман, снегопад и ветер знали, что у волков - человечьи глаза и решили проверить, как встретит растущую луну, кочуя по горным вершинам от кострища к кострищу, старик вслед за Солнцем. Из сгустившихся облаков хлестко ветер дунул на лучину, унося тепло, а она погасла. Горение костра поддержали угольки, ветер ускорил тление, а огонь разгорелся в сумраке мглистом. Старался бойкий ветер дуть резче, молнии вырывая из туч, но крепче прижимался отважный костёр к ветру. Костёр ртом ворчал на ненастье, но терпеливо вдыхал полной грудью углей звенящий воздух. Разбушевавшийся ветер сердился, хлестал градом и снежной крупой укрывал костёр, пронзал ледяными иголками. Ругая жестокую стужу, пламя костра прильнуло к камням неразлучными объятиями сердца. Сгусток мглы пылью засыпал глаза костра, а хворост горел неровно, дымил, трещал и стрелял. Силы костра без присмотра, были на исходе, но рядом с ним была Луна и она не боялась ветра. Пламя разбивалось под струями косого дождя, прячась в горсть тлеющих углей, но вновь вспыхивая искрами - тянулось к лунным отблескам. Не гаснущее пламя костра светило и грело, а потускнев - хранило лунное молчание.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Чуя запах добычи рыскали волки всю ночь напролёт, а ветер свирепел и осыпал костёр изморосью и крупной каплей дождевой. Огня боялись все хищники в тайге, и тяжело вздохнула Луна, предчувствуя унылый холод и снег. Общаясь с духом огня, Луна поняла, жизнь была там, где было пламя костра, но у неё замерзала кромка. Огонь от усталости ложился в снеговое болото и в шугу. Испугано развевался, но не трепетал, как попало, освещая скользкие тропы, сквозь трущобы и буреломы. Прижималась Луна к костру, спокойно принимая грядущее провидение. Достигнув желанной вершины, словно загнанного зверя отчаяние постигло ослабевшее пламя. Луна не спала, словом поддерживая своего кроткого друга. Костёр просил не бросать его одного, ибо без Луны он один не в силах будет со стихиями сжиться. Владеющая мыслями Луна и костёр вместе продолжили борьбу с расползающимся по горам ненастьем. Перед холодной неизвестностью почти совсем обессилели, а замерзающие слёзы и наплывающий туман, вселяли испуг и безволие. Терпеливо убирая из сердца тревогу и беспокойство, знала Луна, что костёр запомнит предательство и обман. Сражаясь с пустотой и не бросаясь в вихри прозрения, внутренний голос подсказал, что поможет искра, ждущая ветра. Надрываясь от напряжения и старания, окоченевшими пальцами и теплыми словами Луна всколыхнула тлеющую гарь. Уголёк сердился, но не погас, а искоркой разгорелся в злых объятиях ветра. Заунывная метель кружила и заметала протоптанные звёздами следы. Костёр зовущий взойти солнце не мог сам гореть вечно, и Луна отблеском усердно кормила огонь. Синий дым отгонял страх мглы холодного ущелья, в котором поджидала, когда костёр погаснет, оскалив зубы, жестокая стая голодных волков.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Чуя запах добычи рыскали волки всю ночь напролёт, а ветер свирепел и осыпал костёр изморосью и крупной дождевой каплей. Огня боялись хищники в тайге, но тяжело вздохнула Луна, предчувствуя унылый холод и снег. Общаясь с духом огня, Луна поняла, жизнь была там, где было пламя костра, но у неё замерзала кромка. Огонь от усталости ложился в снеговое болото и в шугу. Испугано развевался, но не трепетал, как попало, освещая скользкие тропы, сквозь трущобы и буреломы. Прижималась Луна к костру, спокойно принимая грядущее провидение. Достигнув желанной вершины, словно загнанного зверя отчаяние постигло ослабевшее пламя. Луна не спала, словом поддерживая кроткого друга. Костёр просил не бросать, ибо без Луны ему одному не в силах со стихиями сжиться. Владеющая мыслями Луна и костёр вместе продолжили борьбу с расползающимся по горам ненастьем. В холоде неизвестности обессилели, а замерзающие слёзы и наплывающий туман, вселяли испуг и безволие. Убирая из сердца беспокойство, Луна не повернулась к отсвету искр спиной. Знала Луна, что костёр запомнит предательство. Сражалась с пустотой и бросалась в вихри прозрения, а внутренний голос сказал, что вспыхнет искра, в черствеющей душе ветра. Надрываясь от напряжения и старания, окоченевшим краешком и теплым светом Луна всколыхнула тлеющую гарь. Уголёк сердился, но не погас, а искоркой разгорелся в злых объятиях ветра. Заунывная метель заметала протоптанные звёздами следы угаром. Костёр зовущий взойти солнце не мог сам гореть вечно, а Луна отблеском усердно кормила огонь. Дымление отгоняло страх мглы холодного ущелья, в котором поджидала, когда костёр погаснет, жестокая стая голодных волков - оскалив зубы.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Вьюга огонь костра леденила, засыпала студёным инеем, сугробом заметала. В трудах и бдении костру чудилось, что шептало добрые заклинания и мудрые повеления Луна, за снежное небо цепляясь. Качнувшись дугами радуг, Луна сердце своё застелила снегом. Запылал от ревности костёр, жгучий снег теперь стеной стоял между ними. Сварливо трещал сырой хворост. Покорив высь всех вершин, обнявшись с небом крепко, костёр лишь только теперь смог увидеть, как озяб окружающий мир. Уткнувшись в снег, на мгновенье в сердце костра наступил покой, но не потухла его большая сила. Искра не погасла в прохладе снегопада и на снегу как звезда не сгорела. Рана в груди костра жгла, горячими искрами плакало пламя. Отяжелевший костёр не грел чёрным горьким дымом, бессмертное пламя кромсало снегом заметённые небеса. Остудив бесплодные объятия снега, на копоть горы вернулась Луна.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Вьюга огонь костра леденила, засыпала студёным инеем, сугробом заметала. В трудах и бдении костру чудилось, что шептало добрые заклинания и мудрые повеления Луна, за снежное небо цепляясь. Качнувшись дугами облаков, Луна сердце своё застелила снегом. Запылал от ревности костёр, жгучий снег стеной стоял между ними. Сварливо трещал сырой хворост. Покорив высь вершины, обнявшись с небом, костёр видел озябшую тайгу. Уткнувшись в снег, на мгновенье в сердце костра наступил покой, но не потухла его большая сила. Искра не погасла в прохладе снегопада и на снегу как звезда не сгорела. Рана в груди костра жгла, горячими искрами плакало пламя. Отяжелевший костёр не грел горьким дымом, бессмертное пламя кромсало снегом заметённые небеса. Остудив бесплодные объятия снега, на копоть горы вернулась на пар похожая Луна.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Вдаль необъятного неба птицы полетели при звездном свете, клочьями повис туман. Упорная борьба за жизнь с враждующими против них стихиями и своими слабостями дарила костру чудо. Костёр заметил, что ненастье вдруг отступило, и волки вышли из глубины таёжной чащобы. Богатый силою внушения от стаи волков отделился туман и уводил костёр, от суровой реальности, чтобы вялой ленью закружившую судьбину обмануть. Холодный туман таинственно обнимал дымкой искры. Не трогая воспоминаний пламя, уверенность развеял, стирал с небес все звёзды. Мечтая лично сказать волшебные слова, послушно расстелился вокруг костра. Пламя одолевала дремота забытых снов, и костер, выдохнув дым, незаметно заснул. Снилось ему, что горит он у обрыва могучей горы, а на вершине заклятье равнодушного холода. Окрасив тропу в облака, туман за горизонт приглашал дым костра прогуляться по волчьей тропе оленьим шагом. Земные заботы безудержно звали хранить огонь костра, но дым, зевнул и послушно пошёл в тумане, оставив прощальный взгляд искорки гаснущего костра. Запах счастья, вдыхая во сне, дым стелился узором похожем на жизнь, в туманном обмане. Сплетались дым и туман в кружева, но дым до боли резал глаза. От отчаяния невыносимого одиночества туман прошибли слезы. Дым в тумане жизни суровой учился, и правду от зла умел отличать. Скитался заблудший дым, расталкивал настойчивую стаю чёрных волков. След в след, дым и туман брели по волчьей тропе, где слёзы, переплетаясь с лунной тропой, выпадали жемчужной росой. Пройденный путь, где волки бродили по Млечному пути, показался наивными и дым понял, что это неправда. Звериной тропинки в глухой тайге созвездий не существует. Нет места в тумане подкопчённой радости и счастью. В тумане светили глаза-искры во тьме на волчьей тропе тьмой и жаждой, далёким светом чужих совсем планет. Тропинку с чёткими следами волчьих лап - созвездий туман придумал. Не запятнанный дым ластился, и пробудилось, уснувшее сердце Луны, от дремоты, в которую упало. Луна проснулась, отдышалась, и подкинула в костёр растопку, терпеливо подкармливая призывный огонь поднимающегося Солнца, хотя само светило находилось за горизонтом. Туман убедился, что ему не свернуть дым с правдивой тропинки к звёздам и не растворить в бездне тупиковых ущелий. Жемчужная роса засветилась, отражая первые лучики восходящего солнца, а изморозь превращалась в маленькие звёзды, вселяя в сердце надежду.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Вдаль необъятного неба птицы дымом полетели при звездном свете, а туман повис клочьями. Борьба за жизнь с враждующими стихиями и своими слабостями дарила костру чудо. Костёр заметил, что ненастье вдруг отступило, а волки вошли вглубь чащобы. Богатый силою внушения от стаи отделился туман и уводил костёр, оплетая вялой ленью судьбину от суровой реальности. Туман таинственно обнимал дымкой искру. Не трогая воспоминаний пламя, уверенность развеял, стирая с небес звёзды. Мечтая сказать волшебные слова, послушно расстелился вокруг костра. Пламя одолевала дремота забытых снов, а костер, выдохнув дым, незаметно заснул. Снилось ему, что горит он у обрыва могучей горы, а на вершине заклятье равнодушного холода. Окрасив тропу в облака, туман за горизонт приглашал дым костра прогуляться по волчьей тропе оленьим шагом. Земные заботы звали хранить огонь костра, но дым, зевнул и послушно пошёл в туман, оставив гаснущую искру. Запах счастья, вдыхая во сне, дым стелился узором похожем на жизнь, в туманном обмане. Сплетались дым и туман в кружева, но дым до боли резал глаза. От одиночества туман прошибли слезы. Дым в тумане жизни суровой учился, а правду от зла сумел отличить. Скитался заблудший дым, расталкивая стаю волков. След в след, дым и туман брели по волчьей стезе, где слёзы, переплетаясь с лунной тропой, выпадали росой. Пройденный путь, где волки бродили по Млечному пути, показался наивными и дым понял, что это неправда. Звериной тропинки в глухой тайге созвездий не существует. Нет места в тумане подкопчённой радости и счастью. В тумане светили глаза-искры волчьей тьмой и жадным светом чужих планет. Тропинку с чёткими следами волчьих лап - созвездий туман придумал. Дым пробудил лунное сердце от дремоты, в которую упало. Луна отдышалась, подкинула в костёр растопку, терпеливо подкармливая призывный огонь поднимающегося Солнца, хотя само светило находилось за горизонтом. Туман убедился, что ему не свернуть порывистый дым с правдивой тропинки к звёздам и не растворить в бездне тупиковых ущелий. Роса засветилась, отражая лучики восходящего солнца, а изморозь превращалась в звёзды, вселила в пылкую душу огня надежду.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Между истиной гор и явью неба взошёл краешек пылкого Солнца, ярким рассветом прогоняя в туманную мглу стаю голодных волков. Видя бессилие ветра, тумана и снега, улыбнулось Солнце и выглянуло огненным оком из-за заснеженных хребтов. Будто изнутри озарило, обогрело и осветило полузамёрзшую вершину. Костёр собрал все свои горячие силы и одним мигом взметнулся вверх навстречу радостному Солнцу, рассыпаясь на сотни красивых искр. Мерцающие искры любили, чтобы им улыбались, но соприкасаясь с прохладой меркнущих звёзд, без следа сгорали в лучах Солнца. Окружение истлевшего костра лишило его теплоты, мир согревало всемогущее Солнце. Почувствовав теплоту солнечных лучей, Луна поверила в возможное возрождение костра и решила продолжить движение по тропам к следующей вечерней заре. Перемёрзший сон старика от сердечного мороза и льда оттаивал костром, он знал, что друг без друга они не спаслись. В талом сердце избранника Солнца засветился костер. Старик приободрился, поблагодарил Солнце, дальше по тропам побрёл за счастьем. На короткое время, Солнце высушило росу и позволило забыть об окружающих опасностях, и это была тайна в вечной битве за жизнь и в холод, и в зной.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Между истиной гор и явью неба взошёл краешек пламенного Солнца, ярким рассветом прогоняя в туманную мглу стаю голодных волков. Видя бессилие ветра, тумана и снега, улыбнулось Солнце и выглянуло огненным оком из-за заснеженных хребтов. Будто изнутри озарило, обогрело и осветило полузамёрзшую вершину. Костёр собрал горячие силы и одним мигом взметнулся вверх навстречу Солнцу, рассыпаясь на сотни красивых искр. Мерцающие искры любили, чтобы им улыбались, но соприкасаясь с прохладой меркнущих звёзд, без следа сгорали в солнечных лучах. Окружение истлевшего костра лишило его теплоты, мир согревало всемогущее Солнце. Почувствовав теплоту солнечных лучей, Луна поверила в возможное возрождение костра и решила продолжить движение по тропам к следующей вечерней заре. Перемёрзший сон старика от сердечного льда оттаивал огнём, он знал, что друг без друга им не уцелеть. В талом сердце избранника Солнца засветился костер. Старик приободрился, поблагодарил огонь и побрёл за счастьем. Солнце высушило росу и позволило забыть об окружающих опасностях - это была тайна в вечной битве за жизнь и в холод и в зной.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Сквозь непогоды путы рвал старик, стремясь идти вперед. Тропа, по которой он кочевал, становилась торной тропой. Не пропадала она, не зарастали края мхом, не засыпались камнями. Навстречу жизни мудрый, старик, все нехоженые тропинки, что есть в тайге, обошёл с угольком кочевого очага. Богатея своей нищетой знал все прелести мира разнузданной роскоши. Огонь охранял от лютых хищников, и он один в тайге никогда не ложился спать без костра. Боялся дуть на огонь и бросать в солнечный рот сор. Не перешагивал через пепелище очага и огонь чужого человека. Не трогал огонь ножом и не заливал угли водой. Убирал не догоревший хворост от углей и угли прогорали. Землей костер никогда не забрасывал. Не нарушал закона тайги и охоты, не обижал Хозяина огня дающего добычу. Сокровища, скрывая в сердце своем, повидал немало, много всего в кочевой жизни бывало. Своей гордостью самоуважения не торговал, твердо шёл в незрячем тумане, обгонял бездумный ветер, и в снегопаде не слушал пустых речей пожирателя снов. Желая чувствовать восход зари, возвращал силы в своё сердце. Ветер колко веял с узоров зари, холодком сдувая пламя с разгорающихся углей, у которых с Луной вёл разговоры о таёжной сути.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Сквозь непогоды путы рвал старик, стремясь идти вперед. Тропа, по которой он кочевал, становилась торной тропой. Не ломалась она, не зарастали края мхом, не засыпались камнями. Навстречу жизни старик, все нехоженые тропинки в тайге обошёл с угольком в кармашке для хранения принадлежностей для добычи огня. Богатея нищетой сторонился прелести разнузданной роскоши. Огонь охранял от лютых хищников, а он один в тайге никогда не ложился спать без костра. Боялся дуть на ненасытный огонь и бросать в солнечный рот сор унижения. Не перешагивал через пепелище очага и огонь чужого человека. Не рубил дров около огня. Не трогал огонь ножом и не заливал угли водой. Убирал не догоревший хворост от углей и угли прогорали. Гадал на углях погасшего огня. Землей костер не забрасывал. Не нарушал закона тайги, не обижал огонь - нарушением охотничьих обычаев. Сокровища, скрывая в сердце, повидал немало, много всего в кочевой жизни бывало. Гордостью самоуважения не торговал, твердо шёл в незрячем тумане, обгонял бездумный ветер, а в снегопаде не слушал пустых речей пожирателя снов. Желая чувствовать восход зари, возвращал силы в сердце, а огонь не убегал от оскорбления. Ветер колко веял с узоров зари, холодком сдувая пламя с разгорающихся углей, у которых с Луной вёл разговоры о таёжной сути.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Старик слушал язык пламени костра. Разговаривал солнечный рот, предвещая удачу, хорошо чтобы было в тайге, выпал снег и волки оленей не разогнали. Булькал огонь, Хозяин огня замерзал. Шипел огонь, и просыпались Луна и звёзды в ожидании перемен. Огонь свистел - Хозяин огня хотел кушать. На промысле Хозяина огня угощал через огонь костра. Огонь одновременно был слабым и сильным, добрым и алчным. Старик с чистым сердцем не дразнил свирепое пламя. Голодный огонь по сухой тайге убегал, от жадности дрожа языком пламени. Аккуратно и с обожанием с руки кормил язык огня кочевого очага. Сам на огне готовил себе поесть и приступал к еде после угощения Хозяина огня в ничтожных количествах той пищей, которую добыл на охоте для себя. Взметнулось ввысь, и опадало чистое пламя под сытой Луной и несло угощения Солнцу. У голодного Солнца появлялся аппетит при достижении человеком поставленной цели и при заботе об таёжных обитателях. Голодное Солнце не могло вкушать эту пищу без помощи языка пламени. Искры насыщали вечный огонь Солнца, побуждая светить ярче. Накормленное Солнце шло навстречу, помогало в добыче зверей и по тропе далеко, светло и легко ходить давало, способствовало возрождению, размножению всего живого в тайге.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Собираясь на охоту, старик слушал язык пламени костра. Солнечный рот предвещал удачу - хорошо будет в тайге, ляжет свежий снег, а волки оленей не разгонят. Булькал огонь - Хозяин огня замерзал. Шипел огонь - просыпались Луна и звёзды в ожидании перемен. Огонь свистел - солнечный рот хотел кушать. На промысле солнечный рот угощал через пламя костра, а огонь одновременно был слабым и сильным, добрым и алчным. Старик напрасно не дразнил свирепое пламя. Голодный огонь по сухой тайге убегал, от жадности дрожа языком пламени. Обожанием с руки кормил язык огня кочевого очага. На огне готовил себе поесть и приступал к еде, угостив солнечный рот в малых количествах той пищей, которую добыл на охоте. Взметнулось ввысь, опадало чистое пламя под сытой Луной и несло угощения Солнцу. У голодного Солнца появлялся аппетит при достижении человеком поставленной цели и заботе об таёжных обитателях. Голодное Солнце не могло вкушать эту пищу без помощи языка пламени. Искры насыщали вечный огонь Солнца, побуждая светить ярче. Накормленное Солнце шло навстречу, помогало в добыче зверей и по тропе далеко, светло и легко ходить давало, способствовало возрождению, размножению всего живого в тайге.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Вечером желанная Луна вновь лучисто вышла из-за горных вершин и на встрече с пламенем костра обрадовала старика серебром спокойствия. Старик поведал ей про чудеса, но свой рассказ не окончил. Следующим вечером чуть звезды блеснули в небесах, Луна высылала сигнал пламенного блеска. Старик поднимется на новую вершину смотреть прямо вперед, ожидая новый восход звёзд. В чарах единства Луна разжигала сигнальный костер на пике горы напротив, чтобы путь кочевника был похож на огонь, который горит впереди направления. Одну зарю ждали Луна и огонь костра, чтобы сердца их исцеляющий свет пролили на солнечный рассвет. Постепенно угасала Луна в безоблачной заре, а огонь костра с радостью встретит восходящее солнце.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Луна вышла из-за горных вершин и у пламени костра обрадовала старика серебром спокойствия. Старик поведал про чудеса, но рассказ не окончил. Следующим вечером чуть звезды блеснули в небесах, Луна выслала сигнал блеском. Старик поднялся на новую вершину встретить восход звёзд. Луна светила на пике горы напротив, чтобы путь кочевника был похож на огонь, горящий впереди направления. Зарю ждали Луна и огонь костра, исцеляющим светом соединится в солнечном рассвете. В заре угасала Луна, а огонь костра, задевая звезды, встретил восход солнца. Костер судьбы осветил пик одной вершины, на которой дети поддержали огонь, потом внуки и правнуки. Чай, горячая еда, спокойный сон, сухая одежда, дымокуры, свет и тепло кочевых костров держали таёжную жизнь в суровых условиях долгих зим, ледяных рек, ветров, дождей и снегопадов. Во время мора в очаге меняли огонь, добывая его путем сверления. Без огня не выживали. Начало всего догоняло края земли, жизнь продолжалась - огонь горел вечно. Искра выскочила из пепла и попала на старика - к удаче. Среди тревог старик на вершине встретил восходящее Солнце, но появилась другая, более высокая и манящая будить Солнце следующей ночью. С каждым шагом старик нёс негасимые искры чувств насыщенные кочевыми оттенками. Он светился и грустил, любил и страдал, сиял и мрачнел, но не остывал. Искрами радости угощал Солнце.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Загадочный костер судьбы осветил только пик одной вершины, после которой сразу виднелась другая. Когда прогорал костёр на вершине, вечерняя заря с нетерпением ожидала огонь кострища на новой вершине. Среди неведомых тревог старик достиг одну вершину и встретил восходящее Солнце, но появилась другая, более высокая и манящая будить Солнце следующей ночью. С каждым шагом старик нёс негасимые искры чувств насыщенные кочевыми оттенками. Он светился и грустил, любил и страдал, сиял и мрачнел, но не остывал. Искрами радости угощал Солнце.<br>
+
 
[[Файл:Тофалария. Кочевой костёр.JPG.jpg]]<br>
 
[[Файл:Тофалария. Кочевой костёр.JPG.jpg]]<br>
 
<br>
 
<br>
Строка 25: Строка 24:
 
* [http://wiki.irkutsk.ru/index.php/%D0%9B%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8B_%D1%81%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%D1%8F_%D0%BD%D0%B0_%D0%94%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%B5_%D0%94%D1%80%D1%83%D0%B6%D0%B1%D1%8B#.D0.9D.D0.B0.D0.B7.D0.B2.D0.B0.D0.BD.D0.B8.D0.B5_.D0.BF.D1.80.D0.BE.D0.B5.D0.BA.D1.82.D0.B0  Ленты счастья на Дереве Дружбы]<br>
 
* [http://wiki.irkutsk.ru/index.php/%D0%9B%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8B_%D1%81%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%D1%8F_%D0%BD%D0%B0_%D0%94%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%B5_%D0%94%D1%80%D1%83%D0%B6%D0%B1%D1%8B#.D0.9D.D0.B0.D0.B7.D0.B2.D0.B0.D0.BD.D0.B8.D0.B5_.D0.BF.D1.80.D0.BE.D0.B5.D0.BA.D1.82.D0.B0  Ленты счастья на Дереве Дружбы]<br>
 
::: ''' '''
 
::: ''' '''
* [http://letopisi.org/index.php/%D0%A0%D1%83%D1%81%D0%B8%D0%BD_%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%B9_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87._%D0%A3%D1%87%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B8  Ученики]<br />
+
* [http://wiki.irkutsk.ru/index.php/%D0%A0%D0%B5%D0%B3%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B8_%D0%BF%D0%BE%D1%87%D1%91%D1%82%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B6%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%BD%D0%B0 Регалии почётного гражданина]<br />
 
</div>
 
</div>
 
[[Файл:Русин Сергей Николаевич. В таёжном оленеводческом чуме.jpg]]<br />
 
[[Файл:Русин Сергей Николаевич. В таёжном оленеводческом чуме.jpg]]<br />
 
  
 
== Сборник стихов  ==
 
== Сборник стихов  ==
Строка 62: Строка 60:
 
[[Файл:Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg]]<br>
 
[[Файл:Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg]]<br>
 
== Книга "Ловец Солнца" ==
 
== Книга "Ловец Солнца" ==
* [https://drive.google.com/open?id=12u4uAri1A7jvJ0bLpClhypFG7AbJEJ6y Скачать книгу "Ловец Солнца"]<br>
+
* [http://ellibnb.library.isu.ru/virtualpresentations/Rusin2.pdf Читать книгу "Ловец Солнца"]<br>
 
[[Изображение:Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg]]<br>
 
[[Изображение:Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg]]<br>
 +
== Книга "Катышиндигеру" ==
 +
*[https://drive.google.com/file/d/12PlAVaOhG6Z-1SqKo7_oriK-mDPaaaIi/view Читать книгу "Катышиндигеру"]<br>
 +
[[Файл:Тофалария. Книга Катышиндигеру. Русин Сергей Николаевич.jpg]]
 +
[[Файл:Тофалария. Книга Катышиндигеру. Русин Сергей Николаевич. 2.jpg]]<br>
 +
 
== В добрый путь ==
 
== В добрый путь ==
 
[[Файл:Тофалария. Русин Сергей Николаевич 46.jpg.jpg]]<br>
 
[[Файл:Тофалария. Русин Сергей Николаевич 46.jpg.jpg]]<br>

Текущая версия на 12:20, 4 октября 2020

Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.

Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 5.JPG.jpg
      Седой хозяин северных скал Джуглымского хребта с походною торбою поднялся на вершину в небо летящей снежной горы Мюстыг-Даг, а смотрел прямо вперед на сверкания звёзд. Вечер медленно гас, уступая место, тёмно синей ночи. Ветер стужей обжигал, но старик умел получать тёплый огонь для костра, где бы ни остановился, и потушить всякий раз, когда необходимо так сделать. Он носил за пазухой уголек, закутанный в сухую бересту, а от сокровенного луча звёздной странницы разжёг на вершине кочевой костер, окуривая горы очистительной силу дыма от тлеющих веток багульника. Языки пламени оттаивали звёздный рот кочевого очага. Ровный пыл разумел – огонь доволен и всё видит. Для старика костёр был оберегом очага, разгорающейся силы жизни и торжества света над тьмой и мраком. Пламя костра не имело конца, согревало сердце, обновляло озарение живительной силой встающего Солнца. Костер нёс тепло среди ночи и если ясно горел, означал, что старик пожил кочевой день честной жизнью. Старался не обижать, не гневить огонь и кормил солнечный рот в ожидании блеска поднимающейся Луны над вершинами гор. Из туманной черноты ночи тонкая лунная полоска увидела зовущий костер. Преодолев долгий и петляющий путь, она снизошла на пик, чтобы раскинув на камнях лучики, посидеть со стариком и побормотать с костром, став соучастницей кочевой тайны.
      В единстве Луна и человек у потрескивающих углей костра, кипятили чай и смотрели на искры, для которых помятое небо начиналось с взлёта. Пламя манящего костра бросало загадочный отблеск на белёсый туман, холодные молнии и колышущиеся звёздочки. Старик подбрасывал хворост в костер, языками пламени солнечный рот жадно поглощал угощения. Ласковый костёр зарядом света и тепла делился со всеми, кто в этом нуждался и счастливый старик задремал. Роняла ночь огарки звезд в тайгу, а костёр с Луной разговаривал. Жизнерадостный костёр очаровал Луну своим тёплым обаянием. Покоем окрыляющей жизни костёр рассказывал Луне дивные истории, чарующие врезающиеся в удивительные грёзы. Все рассказы чередовались с переменой погоды. Каждому ненастью соответствовали обычаи о владычестве золотой Матери матерей, в облике Солнца сияющей в блеске золотых лучей. Труден путь восхождения на солнечные вершины и по высоким хребтам кочевал старик с угольком от костра за стадом северных оленей под светом Солнца, а ночью при свете костра пел песни Луне. Старик не выделялся усердием среди других людей. Жил не богато, но спокойно, тихо и радостно, в огне костра былые обиды сжигая. Ласково и терпеливо заботился об оленях, не забывая по ночам угощать пламя костра и восхвалять светила за подаренную надежду, помощь и силу. Огонь жизнь соединял с небесной волей. Без сомнений в чистоте помыслов и доброй совести проходили его солнечные дни и лунные ночи.
      Туман, снегопад и ветер знали, что у волков - человечьи глаза и решили проверить, как встретит растущую луну, кочуя по горным вершинам от кострища к кострищу, старик вслед за Солнцем. Из сгустившихся облаков хлестко ветер дунул на лучину, унося тепло, а она погасла. Горение костра поддержали угольки, ветер ускорил тление, а огонь разгорелся в сумраке мглистом. Старался бойкий ветер дуть резче, молнии вырывая из туч, но крепче прижимался отважный костёр к ветру. Костёр ртом ворчал на ненастье, но терпеливо вдыхал полной грудью углей звенящий воздух. Разбушевавшийся ветер сердился, хлестал градом и снежной крупой укрывал костёр, пронзал ледяными иголками. Ругая жестокую стужу, пламя костра прильнуло к камням неразлучными объятиями сердца. Сгусток мглы пылью засыпал глаза костра, а хворост горел неровно, дымил, трещал и стрелял. Силы костра без присмотра, были на исходе, но рядом с ним была Луна и она не боялась ветра. Пламя разбивалось под струями косого дождя, прячась в горсть тлеющих углей, но вновь вспыхивая искрами - тянулось к лунным отблескам. Не гаснущее пламя костра светило и грело, а потускнев - хранило лунное молчание.
      Чуя запах добычи рыскали волки всю ночь напролёт, а ветер свирепел и осыпал костёр изморосью и крупной дождевой каплей. Огня боялись хищники в тайге, но тяжело вздохнула Луна, предчувствуя унылый холод и снег. Общаясь с духом огня, Луна поняла, жизнь была там, где было пламя костра, но у неё замерзала кромка. Огонь от усталости ложился в снеговое болото и в шугу. Испугано развевался, но не трепетал, как попало, освещая скользкие тропы, сквозь трущобы и буреломы. Прижималась Луна к костру, спокойно принимая грядущее провидение. Достигнув желанной вершины, словно загнанного зверя отчаяние постигло ослабевшее пламя. Луна не спала, словом поддерживая кроткого друга. Костёр просил не бросать, ибо без Луны ему одному не в силах со стихиями сжиться. Владеющая мыслями Луна и костёр вместе продолжили борьбу с расползающимся по горам ненастьем. В холоде неизвестности обессилели, а замерзающие слёзы и наплывающий туман, вселяли испуг и безволие. Убирая из сердца беспокойство, Луна не повернулась к отсвету искр спиной. Знала Луна, что костёр запомнит предательство. Сражалась с пустотой и бросалась в вихри прозрения, а внутренний голос сказал, что вспыхнет искра, в черствеющей душе ветра. Надрываясь от напряжения и старания, окоченевшим краешком и теплым светом Луна всколыхнула тлеющую гарь. Уголёк сердился, но не погас, а искоркой разгорелся в злых объятиях ветра. Заунывная метель заметала протоптанные звёздами следы угаром. Костёр зовущий взойти солнце не мог сам гореть вечно, а Луна отблеском усердно кормила огонь. Дымление отгоняло страх мглы холодного ущелья, в котором поджидала, когда костёр погаснет, жестокая стая голодных волков - оскалив зубы.
      Вьюга огонь костра леденила, засыпала студёным инеем, сугробом заметала. В трудах и бдении костру чудилось, что шептало добрые заклинания и мудрые повеления Луна, за снежное небо цепляясь. Качнувшись дугами облаков, Луна сердце своё застелила снегом. Запылал от ревности костёр, жгучий снег стеной стоял между ними. Сварливо трещал сырой хворост. Покорив высь вершины, обнявшись с небом, костёр видел озябшую тайгу. Уткнувшись в снег, на мгновенье в сердце костра наступил покой, но не потухла его большая сила. Искра не погасла в прохладе снегопада и на снегу как звезда не сгорела. Рана в груди костра жгла, горячими искрами плакало пламя. Отяжелевший костёр не грел горьким дымом, бессмертное пламя кромсало снегом заметённые небеса. Остудив бесплодные объятия снега, на копоть горы вернулась на пар похожая Луна.
      Вдаль необъятного неба птицы дымом полетели при звездном свете, а туман повис клочьями. Борьба за жизнь с враждующими стихиями и своими слабостями дарила костру чудо. Костёр заметил, что ненастье вдруг отступило, а волки вошли вглубь чащобы. Богатый силою внушения от стаи отделился туман и уводил костёр, оплетая вялой ленью судьбину от суровой реальности. Туман таинственно обнимал дымкой искру. Не трогая воспоминаний пламя, уверенность развеял, стирая с небес звёзды. Мечтая сказать волшебные слова, послушно расстелился вокруг костра. Пламя одолевала дремота забытых снов, а костер, выдохнув дым, незаметно заснул. Снилось ему, что горит он у обрыва могучей горы, а на вершине заклятье равнодушного холода. Окрасив тропу в облака, туман за горизонт приглашал дым костра прогуляться по волчьей тропе оленьим шагом. Земные заботы звали хранить огонь костра, но дым, зевнул и послушно пошёл в туман, оставив гаснущую искру. Запах счастья, вдыхая во сне, дым стелился узором похожем на жизнь, в туманном обмане. Сплетались дым и туман в кружева, но дым до боли резал глаза. От одиночества туман прошибли слезы. Дым в тумане жизни суровой учился, а правду от зла сумел отличить. Скитался заблудший дым, расталкивая стаю волков. След в след, дым и туман брели по волчьей стезе, где слёзы, переплетаясь с лунной тропой, выпадали росой. Пройденный путь, где волки бродили по Млечному пути, показался наивными и дым понял, что это неправда. Звериной тропинки в глухой тайге созвездий не существует. Нет места в тумане подкопчённой радости и счастью. В тумане светили глаза-искры волчьей тьмой и жадным светом чужих планет. Тропинку с чёткими следами волчьих лап - созвездий туман придумал. Дым пробудил лунное сердце от дремоты, в которую упало. Луна отдышалась, подкинула в костёр растопку, терпеливо подкармливая призывный огонь поднимающегося Солнца, хотя само светило находилось за горизонтом. Туман убедился, что ему не свернуть порывистый дым с правдивой тропинки к звёздам и не растворить в бездне тупиковых ущелий. Роса засветилась, отражая лучики восходящего солнца, а изморозь превращалась в звёзды, вселила в пылкую душу огня надежду.
      Между истиной гор и явью неба взошёл краешек пламенного Солнца, ярким рассветом прогоняя в туманную мглу стаю голодных волков. Видя бессилие ветра, тумана и снега, улыбнулось Солнце и выглянуло огненным оком из-за заснеженных хребтов. Будто изнутри озарило, обогрело и осветило полузамёрзшую вершину. Костёр собрал горячие силы и одним мигом взметнулся вверх навстречу Солнцу, рассыпаясь на сотни красивых искр. Мерцающие искры любили, чтобы им улыбались, но соприкасаясь с прохладой меркнущих звёзд, без следа сгорали в солнечных лучах. Окружение истлевшего костра лишило его теплоты, мир согревало всемогущее Солнце. Почувствовав теплоту солнечных лучей, Луна поверила в возможное возрождение костра и решила продолжить движение по тропам к следующей вечерней заре. Перемёрзший сон старика от сердечного льда оттаивал огнём, он знал, что друг без друга им не уцелеть. В талом сердце избранника Солнца засветился костер. Старик приободрился, поблагодарил огонь и побрёл за счастьем. Солнце высушило росу и позволило забыть об окружающих опасностях - это была тайна в вечной битве за жизнь и в холод и в зной.
      Сквозь непогоды путы рвал старик, стремясь идти вперед. Тропа, по которой он кочевал, становилась торной тропой. Не ломалась она, не зарастали края мхом, не засыпались камнями. Навстречу жизни старик, все нехоженые тропинки в тайге обошёл с угольком в кармашке для хранения принадлежностей для добычи огня. Богатея нищетой сторонился прелести разнузданной роскоши. Огонь охранял от лютых хищников, а он один в тайге никогда не ложился спать без костра. Боялся дуть на ненасытный огонь и бросать в солнечный рот сор унижения. Не перешагивал через пепелище очага и огонь чужого человека. Не рубил дров около огня. Не трогал огонь ножом и не заливал угли водой. Убирал не догоревший хворост от углей и угли прогорали. Гадал на углях погасшего огня. Землей костер не забрасывал. Не нарушал закона тайги, не обижал огонь - нарушением охотничьих обычаев. Сокровища, скрывая в сердце, повидал немало, много всего в кочевой жизни бывало. Гордостью самоуважения не торговал, твердо шёл в незрячем тумане, обгонял бездумный ветер, а в снегопаде не слушал пустых речей пожирателя снов. Желая чувствовать восход зари, возвращал силы в сердце, а огонь не убегал от оскорбления. Ветер колко веял с узоров зари, холодком сдувая пламя с разгорающихся углей, у которых с Луной вёл разговоры о таёжной сути.
      Собираясь на охоту, старик слушал язык пламени костра. Солнечный рот предвещал удачу - хорошо будет в тайге, ляжет свежий снег, а волки оленей не разгонят. Булькал огонь - Хозяин огня замерзал. Шипел огонь - просыпались Луна и звёзды в ожидании перемен. Огонь свистел - солнечный рот хотел кушать. На промысле солнечный рот угощал через пламя костра, а огонь одновременно был слабым и сильным, добрым и алчным. Старик напрасно не дразнил свирепое пламя. Голодный огонь по сухой тайге убегал, от жадности дрожа языком пламени. Обожанием с руки кормил язык огня кочевого очага. На огне готовил себе поесть и приступал к еде, угостив солнечный рот в малых количествах той пищей, которую добыл на охоте. Взметнулось ввысь, опадало чистое пламя под сытой Луной и несло угощения Солнцу. У голодного Солнца появлялся аппетит при достижении человеком поставленной цели и заботе об таёжных обитателях. Голодное Солнце не могло вкушать эту пищу без помощи языка пламени. Искры насыщали вечный огонь Солнца, побуждая светить ярче. Накормленное Солнце шло навстречу, помогало в добыче зверей и по тропе далеко, светло и легко ходить давало, способствовало возрождению, размножению всего живого в тайге.
      Луна вышла из-за горных вершин и у пламени костра обрадовала старика серебром спокойствия. Старик поведал про чудеса, но рассказ не окончил. Следующим вечером чуть звезды блеснули в небесах, Луна выслала сигнал блеском. Старик поднялся на новую вершину встретить восход звёзд. Луна светила на пике горы напротив, чтобы путь кочевника был похож на огонь, горящий впереди направления. Зарю ждали Луна и огонь костра, исцеляющим светом соединится в солнечном рассвете. В заре угасала Луна, а огонь костра, задевая звезды, встретил восход солнца. Костер судьбы осветил пик одной вершины, на которой дети поддержали огонь, потом внуки и правнуки. Чай, горячая еда, спокойный сон, сухая одежда, дымокуры, свет и тепло кочевых костров держали таёжную жизнь в суровых условиях долгих зим, ледяных рек, ветров, дождей и снегопадов. Во время мора в очаге меняли огонь, добывая его путем сверления. Без огня не выживали. Начало всего догоняло края земли, жизнь продолжалась - огонь горел вечно. Искра выскочила из пепла и попала на старика - к удаче. Среди тревог старик на вершине встретил восходящее Солнце, но появилась другая, более высокая и манящая будить Солнце следующей ночью. С каждым шагом старик нёс негасимые искры чувств насыщенные кочевыми оттенками. Он светился и грустил, любил и страдал, сиял и мрачнел, но не остывал. Искрами радости угощал Солнце.
Тофалария. Кочевой костёр.JPG.jpg

Тофалария. Улуг. Оленевод 66.jpg.jpg

Тофалария. Тайга. Уда 6.jpg.jpg

Тофалария. Ленты-Тайга 63.jpg.jpg

Содержание

[править] III Фестиваль Русского географического общества

Русин Сергей Николаевич. Гость тундры.jpg.jpg

Русин Сергей Николаевич. В таёжном оленеводческом чуме.jpg

[править] Сборник стихов

Тофалария. Догульма. Розовая заря.jpg.jpg

Тофалария. По заснеженным просторам. 17.jpg.jpg

[править] Книга "Ленточки странствий"

"Лунный круг"

В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий,
Аквамарина свет уже давно погасших в чароите звезд,
Топазами мелькают надежды янтарными мгновениями,
Припорошенный алмазною пыльцой, кочует лунный круг,
В густо-серой вязкой туманности борозд сапфировых комет,
Среди циркониевых хребтов к созвездиям далеким хризолита.

      Книга "Ленточки странствий"
Тофалария. Книга. Ленточки странствий. Русин Сергей Николаевич.1.jpeg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg

[править] Книга "Ловец Солнца"

Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg

[править] Книга "Катышиндигеру"

Тофалария. Книга Катышиндигеру. Русин Сергей Николаевич.jpg Тофалария. Книга Катышиндигеру. Русин Сергей Николаевич. 2.jpg

[править] В добрый путь

Тофалария. Русин Сергей Николаевич 46.jpg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.26.jpg.jpg
      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич

Восточных Саян, горная система с непроходимой тайгой, бурными реками. Солнечное путешествие Русина Сергея Николаевича по горам, которым он готов признаваться в любви вечно. Восточные Саяны прекрасны и многолики и путешествия по ним напоминают поход в увлекательный музей, в котором нет числа радостным чувствам.