Нижнеудинск. Дорога в школу и мы

Версия 19:21, 24 февраля 2017

Дорога в школу

      От двухэтажного деревянного дома на улице 2 Пролетарская, где в четвёртой квартире жили мои бабушка, дедушка, родители и я, до железнодорожной школы № 9 станции Нижнеудинск на Транссибирской железной дороге, было ровно двести метров. Мама работала рядом в поликлинике фельдшером и во время летних каникул мы ходили с мамой в школу полить её любимые цветы. Из детского сада я постоянно приходил к ней на работу. В 1963 году мне исполнилось шесть лет, и мама привела меня записать в школу. Маму спросили, по какой причине ребёнка отдаёте в таком раннем возрасте.
      - Много работаю, дома нахожусь мало, - ответила мама. - Ребёнок просится в школу.
      Спросили меня, хочу ли я учиться. Я молчал. Поспешили спросить ещё раз. На вопрос я не ответил, может от страха, я не знал.
      - Почему не отвечает? - спросили маму, - Ребёнок глухой?
      - На русском языке ещё плохо разговаривает, - объясняла мама. – Учится языку.
      Мама попросила меня сказать слова для учителей, на языке, на котором я умею говорить. И я заговорил. Все присутствующие учителя ахнули, аплодировали улыбаясь. Мою речь они поняли. Прекрасные изречения действительно звучали громко и красиво.
      - Что он читает? – удивлённо спросили в учительской. – Стихи собственного сочинения?
      - Да, стихи, - сказала мама. – Ему сами приходят красивые слова.

      Мои безоглядно искреннее оригинальные слова приняли за стихи и записали меня в класс. Щеткой зубы чистил и пошёл в школу первый раз. Каждый день из дома чуть пораньше выходил. От дома до школы расстояние было плотно насыщено удивительными объектами. Мой родной дом расположен в полосе отвода железной дороги у старого паровозного депо с цилиндрической водонапорной кирпичной башней, построенной в 1890 годы. Восточный фасад дома выходил на железнодорожные пути.

      Я выходил из дома, напротив, за путями в сквере Героям Революции, под рассветным бледным небом, обелиск тянулся к утренней звезде. Шурша позолотой листьев, переходил через рельсы разводного тупика и по шпалам лабиринтов подъездных путей шёл мимо рабочей столовки с макаронами, котлетами, компотом, низкими ценами и обеденным равенством. Проходил черёмуховый сквер с деревянными домиками моих одноклассников, отцы их работали машинистами. С другой западной стороны путей кричала без жалости и зла продольная пила в столярке. Её с обрезными досками в стружке рабочая зона примыкала к огороду нашего дома. Пахли доски лесами Сибири. Сухими обрезками мы топили печи.

      В свете светофора зеленого сопел седой паровоз. Шёл через угольные завалы старой кочегарки с высокой трубой, парной и гудком. Шёл мимо цеха подъемки, где для рабочих бесплатно лилась газировка. Останавливался иногда у бетонной ямы, куда сваливали изношенные болты, гайки, сломанные ключи от слёз, от счастья и от боли.

      Повторял стихи запоминалки, пропуская маневровые тепловозы, убегающие в заботах, словно соседи на работу. Далее шёл мимо к работающей днем и ночью кулинарии. Вдыхал теплый запах сытных булок, душистых батонов и свежего ржаного хлебушка. Здесь с хорошим настроением в Чистый четверг перед Пасхой выпекали большие и маленькие куличи с изюмом, покрытые сладкой глазурью.

      Перелазил через скрипящий забор Свято-Никольского храма. Засматривался, как солнце уж светло из-за тополей и ярко золотило купол и звонницу. Улыбались, золотые купала, радугой рассвета. Солнца луч касался глаз, проходил через сердце. Очень хотелось как-нибудь попасть внутрь храма, с любопытством взглянуть на правдивые иконы. Ничего не просить, а попытаться понять Вечной жизни простые законы.

      На спортивной площадке, покрутившись на карусели, мечтал о бархате неба синем-синем. Вертелась неба карусель, мелькали дома, прекрасные слова бесконечностью кружились и сквозь лазурь осыпались в никуда. Вспоминал их снова и снова. В сердце ищущем смысл обронённые невзначай буквы оставались. Укачивала неразбериха круговерть мою жизненную основу.

      Вставал, покачиваясь, и заглядывал в окна мастерской деповского художника. Невозможно было пройти мимо такой чудной красоты. Таёжный пейзаж чудесный сегодня был просто чудесен. Немного вместе с красками и холстами фантазировал о путешествиях. Десять лет я исследовал, рассматривал их содержание. Искусный живописец, посланный нести культуру из столицы в Сибирь, был одарен и искусен.

      Я шёл дальше и встречался на пути с яркой надписью новым локомотивом, построенным из собранного нашими руками металлолома. Любовно ладонью не погладить его я не мог. Останавливался, трогал руками, удивляясь, как можно создавать стальную машину из жёлто - розовых медных чайников и бело - палевых серебряных самоваров. Поправляя пионерский галстук, гордился, мой труд нужен железной дороге.

      Чтоб не опоздать, потом бежать приходилось вперёд мимо в зарослях сирени спрятавшегося военного мемориала ветеранам. Шёл мимо конторы депо и красного уголка с солнечными букетами роз, со сладким чаем в буфете и кружком кройки и шитья. Искоса смотрел направо на отделение линейной милиции, собирал свежие цветные проводки у цеха по ремонту фонарей. Не мигая смотрел на светлую местность через осколки цветного стекла. Прищурившись, любовался красными, жёлтыми и зелёными праздничными солнца узорами, не решаясь увидеть жизнь, как она есть.

      Под тихое падение разноцветных листьев в лужицы, искренне радуясь и мечтая, брёл, играя разными непроизносимыми согласными звуками, мимо конторы станции. У аптеки с гематогеном играл иногда с согласными в прятки. Шагал до угла клуба имени Кашика с кафе, библиотекой и кинозалом. Спасая леса, от бессмысленной вырубки, собирал по листочку макулатуру, заменяя похожие буквы, которые очень быстро превращали слова в другие слова в афишах, ожидая новые книги и фильмы.

      Разгребал бессвязных мыслей хлам и похожие на маленькое солнышко листья ботинками у здания отделения дороги. Время зачем-то очень быстро таяло. Дальше мимо промтоварного магазина с витриной модною, детской консультации, поликлиники, из окна которой мама провожала меня добрым нежным взглядом и долго смотрела вслед и в окна школы.
      Спеша по деревянному тротуару вдоль сквера сибирского ранета, с разбега залетал в школу. В школе пахло, книгами с новой жизнью.
      - Здравствуйте, - говорил я школе. – Больше не играю заблудившимися буквами.
      - Здравие, - пела родная школа. – Звени, заливаясь, первый звонок.

Неповторимая библиотечка

      После уроков, оглянувшись на школьную дверь, по дороге домой, я обязательно проходил мимо украшенного деревянной резьбой клуба железнодорожников имени Кашика станции Нижнеудинск. В этом двухэтажном доме обитающими вперемешку с веселым буфетом, в вечерней полутьме танцами, случайными знакомыми, дымом сигарет, мемориа́льной доской из долговечного камня, цветами, кочегаркой с пыльными окнами, очередью у кассы, духовым оркестром, пивными бутылками, сценой, кинозалом, праздничными концертами, знаменитыми персонами, почётными наградами и торжественными встречами тихо ютилась библиотечка.
      Нужно было обойти клуб с западной стороны, рядом с шикарным буфетом найти и открыть скромную дверь во дворец книги. В темноте мечтая о свете, спотыкаясь, поднимался неразумный по крутой скрипучей лестнице на второй этаж и оказывался на распутье, не в силах понять, по какой из дорог мне нужно шагать. В левой части располагалась дверь в кабинет опорной линейной технической библиотеки с цветными картинками паровозов на крутых откосах в окружении семафоров, флажков и фонарей. Справа был вход в зал профсоюзной библиотеки. Сердце выбрало само не мощные локомотивы. Стихи про буквы меня привлекали, в них поезда долго-долго ритм отбивали словами. Я открывал заветную дверь правую, смотрел на черно белый книжный мир, но входить не решался, робко стоял на пороге. Однажды вместе с мамой мы посетили этот уютный зал и стали гостями литературного клуба, который проводил соревнование стихотворений. На этой площадке творческие мечтания сбывались. Обыкновенные люди, друзья, коллеги и подруги, взрослые и даже дети артистично читали стихи. Всем желающим давали возможность высказать интересные мысли и обсудить смысл и рифмы конкурсных произведений. Самыми интересными были поэтические дуэли, на которых оживали печатные слова. Я затаив дыхание слушал и скромно стоял у двери. Удивлялся приятному общению хороших людей. Радовался, что меня допускали к выставке "Сборник счастья" из пополняющихся стихотворений победителей.
      - Почему сын Ольги Андреевны молчит? – спросила девушка. – Пусть стихи почитает.
      В порыве испуга постигая искусство выразительного чтения, я прочитал короткий стих про дрожащую росинку под золотым лучом. Потаённые мои стихи не растаяли. Все, чего прикасалось наугад моё слово, оживало, собой всё вокруг заполняя. В детском дыхании с помощью мысли мгновенно все обретало плоть. Я вдруг увидел ясно солнца свет, и неба ширь в нашей маленькой библиотечке. Прочитанные вслух стихи мгновенно изменяли мир, и я вдруг изменился. Ко мне привыкли и меня признали.
      Радушный библиотекарь другом лучшим для меня стал. При свете лампы над столом, мне позволили журналы читать в читальном зале. Весь путь истории земной рассматривал я в них. Просматривал новые поступления и старинные фолианты. Волшебные страницы не молчали, заставляли меня мечтать, и мир казался бесконечно интересным. Словно первооткрыватель я оказывался в сказке, в таинственной тайге, плыл по горным рекам, покорял заснеженные вершины и брел по пескам пустыни. Внимал советам, как себя в пути вести, и как надёжных друзей найти. Продвигаясь в книжный мир по годочку, учился родное слово любить, из книг не вырывал листочки. Меня влекло к томам старинным с пожелтевшими страницами, и я не забывал больничную книжную полку за вешалкой, в углу. Аккуратно лечил стареющих лучших друзей. Подклеивал отлетевшие обложки, зачитанные до дыр. Обтрепавшиеся переплёты достигшего старости толкового словаря Даля, без конца и без начала, собирал, словно кусочки жизни, по страницам. Престарелую книгу любил и берёг в тусклых буквах таинственных давно уж забытых старых истин. Мне интересно было, почему не улетели буквы из названий и как звалось что-то встарь? Отчего и почему? Как слово за словом создавался язык? Неизвестно? Старинные буква с буквой не ссорились, без сумятицы строили свод точных имён. Завораживала дореформенная орфография особенных аз, буки, веди, глаголь, добро и Ять. С интересом сочетания букв ъи произносил как ы. В прошлом несравнимом слове с заложенным смыслом вдохновлялся свежими идеями и новыми мыслями.
      - Книги бережёте, - добавил библиотекарь. - Без подсказки выбирайте романы.
      Как путеводная звезда библиотекарь под личную опеку записала меня на абонемент и допускала выбирать книги в книгохранилище на нижних книжных этажах. Дорогие альбомы замечательных художников на меня смотрели с недосягаемой высоты. Какое это было счастье копаться в книгах на полках занятых почти до потолка. Меня поражало количество замечательных книг, и я читал все книги подряд с верой, что в любой из них может быть счастье. На полках в переплетах темной кожи книги рядами стояли, покорно с бесценным кладом счастья ждали меня. Через пару лет я научился тщательно выбирать книги как друзей. Отличал томики стихов любимых поэтов. В собраниях сочинений классиков, нужные книги находил. Себя я начинал познавать, будто я находился в просторах огромной вселенной, где не умел книги Пушкина перелистывать вкратце. Не представлял, что можно вовсе не читать лучшие книги Джека Лондона. Удивлялся, вслушиваясь, как мой умный одноклассник Сергей Роленков, уроки знающий на пять, наизусть читал мудрые цитаты из произведений Теодора Драйзера на книжных праздниках.
      В этом хранилище вдали исчезал станционный и городской шум. В чтение погружаясь, размышлял, прозревая, какой герой лучший в немыслимом сюжете чистейших сердец. Я был готов позвать и в книгах с золотыми корешками искал дверь в счастливую жизнь. Открывались радость, очарование, чудесные чувства авторов печатных листах. Без границ и расстояний тысячи жизней прожил я с запахом книжных страниц. Любил и смеялся, от радости плакал и свободно гулял между мирами. Любил и смеялся, от радости плакал. Замирая на полпути, искал ответы словам, зачем мы дышим и страдаем? Читать старался без оглядки, догоняя заветную мечту и сердцем отражая самые искренние рисунки.
      В любой из этих книг было счастливое слово. Стоило только в строчки увлечённо вчитаться, и появлялись волшебные широты, дивные глубины, чудные высоты под голубым небом. Книга не заменяла мне детское счастье просто потому, что наполняя жизнь, всегда была любима и несла в себе надежду. Я не выбирал между счастьем и книгой, они были едины. Бывает такое странное счастье. По ночам хотелось читать и читать, страницы медленно листая книг в красивых, цветных переплётах, что мама покупала на лето. К утру сомкнув уставшие очи, в мире грёз немного дремал с прижатым к сердцу бумажным городом до рассвета. Настоящее счастье прожить с книгами бесконечную детскую жизнь вместе!

Станционная церквушка

      Не замечая сверкающую солнцем золотую оправу старинной церквушки у железной дороги, измеряя километры, проезжали поезда. Почти не глядя проходили стороной машинисты и обходчики. Находилась станционная церквушка в окружении конторы депо, котельной, подъездных путей, тупика, отдела линейной милиции, гаражей, кулинарии, благодати с небес и звёздных россыпей. Рядом с неё словно не дыша, стояли добродушно тополя и сердитые семафоры, в отблесках красноватых паровозы подходили.

      С детским любопытством прогуливаясь по переулочку снежных горлиц к центральному входу, я слышал много народных легенд об истории и причинах воздвижения храма. Рассказывали о воздвижении церквушки после посещения станции цесаревичем Николаем Александровичем, возвращающимся из восточного путешествия по Японии. Цесаревич лично подарил храму иконы с Афона. Говорили церковные приживалки и о строительстве в ознаменование чудесного спасения и возвращении в размеренную жизнь христарадного старца Николы. С тех пор, являлся старец к воротам церквушки в виде жалкого убогого и как нищий просил подаяние понемножку. Тихо молился за всех нас, собирая жалкие гроши на содержание храма. Добротой старец помогал осознать свои грехи несчастным. Ссутулившиеся люди замечали, если подавать милостыню, и заказывать поминовение, незамедлительно следовало от недугов исцеление. Приживались уроки старца о доброте в оттаявших ото льда сердцах строителей и прихожан. Никольская церковь получилась на загляденье и стала настоящей жемчужиной достопримечательностей станции Нижнеудинск.
      Очаровательная старая деревянная церквушка с золотыми куполами и колоколенкой, чудесно блестела в свете станционных семафоров, мигающих сигналов и фонарей. На грешную землю, чёрные шпалы покрытые быльём и мазутом, на рельсовую ржавчину роняла церквушка золотистый свет. Через не запирающие тяжёлые церковные врата, всё кто обет любви нарушал, приходили днём и ночью на коленях к распятию в слезах молиться. В церквушке, перед глазами икон смотрящих в упор, сурово и с надеждой, всегда было людно.
      Слезами политый храм в престольный праздник казался красивым и снаружи, и изнутри. Я бесконечно удивлялся непознанным мирам. Рубиновым цветом мигающие станционные сигналы блеском радости горели на правдивых иконах, задерживая мой детский взгляд. С не просыхающими глазами я неразумный заходил вовнутрь через драгоценные двери, заблудшим сознанием искать единый путь счастья. Задумчивым взором не отпускали меня от себя иконы, без боязни видно я каялся в своих нелепых мыслях и трудах, позабыв, что наследил в жизни прекрасной.Мучительно смотрел, в покрытые грустным покровом глаза икон, скорбящих о чужой беде в мире земном и мире небесном и просил, чтобы матери своих детей не бросали. К всё понимающим глазам старых икон в свете лампады, без лицемерия приводили интернатских сирот, собранных со всех опорных пунктов, перегонов и околотков Восточно-Сибирского пути. В кроткие и печальные глаза икон смотрели простые и добрые испачканные зелёнкой лица больных сирот. Глаза икон встречались с доверчивыми взглядами обиженных детей. Учили молится убогих, бедных и сирых, чтобы внимающий подавал счастья отраду. Дрожащий и таящий мягкий свет от лампад между ними лучится. Может быть с душой измученной чужие жены, дочери и матери заходили в залиты солнцем двери церквей. Может быть матери просили прощение за слезинки сирот, неизвестно, ушедшие в никуда, грехи совершали они вновь и вновь.
      Ангелы и старцы святые, через свечную копоть и ладан, лицезрели прямо, небезразлично рассматривали нелегкие сомнения и не разумные размышления в моей душе. Забытое сердце в стороне истерзано стонало. Сомнения терзали. Бранила скудно совесть. Безмолвные свечи скупо плакали. Что же сделать? Как горечь грехов за молить? Как простить себе утраты? Как вернуть назад минуты, чтоб ошибок избежать? Забыть суету, уныло молчать и уйти в неизвестность? Помощь приходила в запахе свечей горящих и лампадок. Пред глубинным взором глаз икон, менялось представление о близких, верности, друзьях, о долге. Щедро давала церквушка всем поверить в силу чувства и возможность. Перед её алтарём сердца людей много раз начинали все сначала.
      Станция была совсем рядом. Менялись сигнальные огни семафоров. Менялся путь безутешных слез, кому была мучение дорога. От паровозного перрона, теряясь на шпалах путей боковых, не ведая покоя, к церквушке тропка устало вела всех больных, безутешных, влюблённых в себя, убогих, гонимых и заблудившихся в тоске. Во сне им являлся старец Никола. Смиренно стоял у иконы. По щекам стекали страдальные слезы. Душа его тревожная не могла отдыхать. Старец строго повторял, что рецепт спасения один для всех: исповедь, причастие, пост. После идите к мироточивой иконе и отслужите пред ней молебен, и тогда бросите пить. Об иконе той многие люди с пагубной страстью. За падших и валяющихся старец терпеливо молился, чтобы ищущие спасения неустанно с умом и сердцем, трудились. Досуха выпив скорбящую чашу, беспомощно подползли к иконам печальные люди на четвереньках. Горе несли они необъятное за плечами с упованием, светлый молебен перед иконой служили с водосвятием. Без осуждения взор с иконы касался мрачных грехов, проникая до основ убогих сердец, таких как у разбойников на кресте.
      Взгляд с иконы на мгновенье лучиком надежды, любви и веры серёдку сердец осветил. Лился свет из глаз незыблемой искренней радости, от бед избавлял, преодолеть недуг, возвращал снова к жизни. Пытающимся встать, старец обязательно протягивал руку помощи.
      - Никола в путь, - старицы говорили вслед выходившем из церквушки. - Угодник Божий. Ты у дома, у пути, у дороги.
      В отблесках изумрудных светофоров, со спокойными и печальными глазами люди в вагонах, прислушивались на стыках к крутящимся колесам, от станционной церквушки уезжали не спеша по новому маршруту. В Николин день путь стекающих слёз был свободен.

Богоприютная пекарня

      С ранних лет я мальчуганом ежедневно ходил по переулочку снежных голубей, между деповской котельной и огородами, рельсами путей, сторожкой с дымящей буржуйкой, Никольским храмом и кулинарией. Вдоль переулочка расположилась кулинария, состоящая из двух пристроенных друг к другу зданий. В деревянном домике продавали готовую продукцию и её двери выходили на улицу Масловского. Пекли и ночью продавали через оконце горячий хлеб во втором, каменном здании, которое прижималось к церквушке, тупичку подъездных путей и котельной. На окнах богоприютной пекарни и на крыше, чуть выше лазурного неба, всегда сидели голуби, отмываясь до белых перьев. Крошками хлеба кормили курлычущих птичек, заботливо пекарь, дети и прихожанки, проходившие мимо в церквушку. Благодарные и чуткие горлицы, вокруг переулочка, дружно кружили, словно зримые ангелы, шептали подсказки на трудном пути. В спешке, спотыкаясь о шпалы и рельсы, по лабиринтам, закоулкам и перекресткам деповских цехов, чернорабочие пробегали на работу и домой. Поэтому у кулинарии всегда стояли хрипло просящие милостыню нищие и маленькие, ласковые котята. На вековечной кулинарии весела видавшая виды гордая вывеска «Свежий хлеб».
      Старая кулинария дымила старенькой трубой, работала без выходных, в праздники, днем и ночью, снабжая хлебушком деповских рабочих и их семьи. В ней не продавали консервы, махорку и водку. Пекарь теплыми руками в ней хлебушек выпекал, запекая в него часть своей души. С детской радостью я вдыхал теплый запах сытных булок, душистых батонов и свежего ржаного хлеба вперемешку с полынным духом. Это был запах железнодорожных просторов и воли. В живом румяном хлебе чувствовалось замешанное дыхание золотого зерна, душа васильков и брусничных полей, прозрачных родников, неба глубина, солнца свет и нежность доброй матери моей. Всесилен был запах свежего хлеба. Сдобную выпечку добрые пекари продавали днём, широко раскрывая двери, а ночью горячий хлеб через маленькое с решёткой оконце. Стучали в закрытое белой шторкой оконце, и оно открывалось. Из родного и милого окошечка кулинарии благоухало знакомым с детства свежим хлебом и особой теплотой. В кулинарии дышала хлеба душа, чуть с кислинкой, чуть с надеждою, чуть с добротой. Запах хлеба насущного ароматом надежды растекался под ночными звездами, гулким улицам, цехам и станционным путям. На аппетитный запах останавливались даже трудолюбивые паровозы, дрезины и мотовозы. Со станции товарной и цеха эксплуатации, не насытившиеся мужики, проторенною тропкой, подбегали забрать хлебушек душистый вкусный с хрусткой корочкой. Подъезжали дежурные наряды, уплетая мякиш за обе щеки. Оценивал вкус хлебной краюхи с подрумяненным верхом слегка навеселе загулявшие прохожие. Дворовые и бродячие знакомые и не знакомые собаки с лапами в грязи мирно сидели на пороге, глядя куда-то, вдаль пути сквозь семафоры.
      Днём тёплая кулинария пахла свежими булочками и ванилином. Пекарь в свой адрес слышал много ласковых слов. Налетал трудовой народ на пышки с мёдом, калачи, баранки, творожные ватрушечки, плюшки с запашком душистым. С пылу, с жару пышные пирожки с капустой, вкусные пирожки с картошкой на бегу прихватывал за поджаристый бочок зубами. На праздники для гостей искусно пекли толстые пироги с липучей начинкой. Не часто, а к аромату цветов, для именинников и звонкой радости внучат любимых, заказывали с чувством и с любовью торты. Желая чудным вкусом насладиться, покупал инженерный народ с розовыми щёчками и животиками, хрустящие и сочные пирожные слоёные, песочные. Кусали понемножку, о щёчки кремом пирожное мазалось. Устоять было невозможно, перед пышностью теста, нежность крема сладостного пирожное.
      Возвращаясь со школы, я заходил в открытые двери за сдобной выпечкой с сахарной пудрой. Мечтая попробовать тортика крошечку, вынимал мякиш с еще горячей золотистой горбушки, с чуть похрустывающей коркой. Крупной солью солил и запивал молоком, бабушка мне его приносила. Слепила мои глаза солнцем корочка и парила слегка в отчем доме. В нём без попрёков, жили нежность маминой ласки, бабушкины сказки и с лёгким запахом от коровы молоко текло рекою.
      Недалеко шумел вокзал в весёлой и нелепой суете. У старенькой кулинарии кипела жизнь не украшенная, не парадная, будничная. Чередой проходили паровозы, составы, крестные ходы, крестились, венчались, продавались букетики вербы пухом расцветающие. Один раз в год вся жизнь кулинарии чудесно преображалась. В ней всё менялось. Моё сердце чуду удивлялось. Казалась кулинария совсем другой. Праздничною чистотой сверкала она. В ней с хорошим настроением в Чистый четверг перед Пасхой выпекали большие и маленькие куличи, покрытые сладкой глазурью. Простив все обиды, пекарь трудился в фартуке из ситца. Его радостные руки, месившие тесто, закладывали курагу и изюм. Избавившись от мелочных обит, он не сердился. На всех прилавках и столах в старинной кулинарии и вокруг её, с кращенками в блюдах, ставил душистые куличи. С раннего утра в Великую субботу, седой пекарь приглашал из церквушки алтарного и протоиерея помахать кропилом со святой водою. Проходили святые отцы по кулинарии между рядами, освящали. Куличи под брызги подставляем лица. На душе у хлебосольного пекаря становилось спокойно и прекрасно. Народ, носящий золотые крестики, будучи богат, с восторгом раскупал куличи без остатка.
      Дряхлая и хилая постящаяся старица вышла из кулинарии со священным даром и нищему в лохмотьях в глаза заглянула мерцавшие, как догоравшие огарки. Читая неслышно молитвы седая старуха, ни когда хлебную крошку не бросавшая наземь, вынула из кармана свой не надкушенный кусочек и в руку вложила вместо денег истинно безгрешному христараднику. День проходил, забывая обо всем плохом и снова обретая надежду. Моя детская душа, как дикий голубь искала хлеб. Ночью наступала рабочая Пасха.

Огонёк ночной станции

      Для родного города моего детства ночная темнота была обыденность. Вдоль пустынных улиц не было фонарей, ночью город тонул в темноте. Луна светила серебром сквозь мрак, освещая притихшие дороги. Ночная железнодорожная станция расцветала разноцветными огоньками. Это было самое прекрасное и интересное зрелище. Я ошарашено глядел. Ночью я очень долго любил смотреть на паровозы, светофоры, проходящие поезда. Горели ночные и сигнальные, яркие и тусклые фонари вдоль торжественно строгой железной дороги. Сверкали и подмигивали разноцветные огоньки, сплетались в лазурное сияние фонарики мелькающие, таинственный сумрак отдаляя. Обходчика фонарь зажженный освещал ночные тени дорожки. Отсюда появилась моя любовь к фонарикам, у которых жил внутри живой огонёк.
      В детстве я боялся беспросветной темноты и попросил маму о помощи в пути ходить смотреть ночную станцию. Домашний фонарик в начале шестидесятых годов был роскошь. Если ничего было не видно, мы останавливались как вкопанные, оглядывались по сторонам. Больше всего я боялся, что кто-то другой столкнётся со мной в густой темноте. Мой путь по шпалам и рельсам иногда спичками освещала мама. Иногда я брал взаймы у друзей железнодорожный фонарик их родителей и очень хотел научиться сделать свой собственный. В школе на уроках труда одноклассники собирали множество идей для вдохновения и делали фонари из бумаги или подвешенной банки и свечи. Зимой делали ледяные фонарики или из новогоднего апельсина. От ветра странствий защищалось пламя, но эти фонарики не очень сильно светили, правда, всегда получались красивые. Я мечтал создать электрический. Долго ходил в задумчивости и записался на факультатив по физике. Это были не обычные занятия, а уголок мечтаний. Добрый учитель Лидия Львовна Трошева отвечала на все наши вопросы, какие бывают фонарики и как сделать самодельный фонарики своими руками. Помогала в бедной школе из общих деталей собирать осветительные приборы и делать с ними опыты. После занятий шёл в кондукторский резерв, рядом с ним стояла фонарная мастерская. Я решил выразить свою индивидуальность и исцелить всю тоску по экскурсиям с фонариком по ночной станции. Для походов в темноте, задумал изобрести свой собственный мини фонарик из толстой фольги.
      Доверяя только себе, занимался важным и нужным, собирал детали для будущего фонарика. Копался в свалке-ящике фонарной мастерской кондукторского резерва. Внимательно перебирал болтики, гайки, цветные стеклышки и проводки, аккумуляторы и лампочки. Я не отказался от поиска по дороге в школу и домой, просматривал ящик в сумерках и при свете солнца. Мои гордые одноклассники, хвастаясь, копались в большом ящике- свалке у нового здания сигнализации и связи.
      Меня узнали, что я сын отзывчивого фельдшера Ольги Андреевны. По направлению Белгородской Транспортной Фельдшерской Школы мама работала в железнодорожной больнице станции Нижнеудинск на Транссибирской магистрали в 4679 далёких километрах от столицы Москвы. Даже, если дел было невпроворот, она всегда спешила на помощь человеку разбитому судьбой и сотню тысяч раз возвращала хрупкую надежду. С ней советовались, ее помнили. Мама была донором донором крови и давала другим людям здоровье. Возможно мама ходила смотреть огоньки ночной станции, сильно скучая по бабушке и отчему дому. Ночью никто не видел её слёзы, не слышал стона. Из уважения к маме меня пригласили посещать мастерскую. Я осмотрелся, задумался и стали замечать забавные предметы, узнавать интересные вещи. Добрые женщины давали мне советы правильно подбирать функциональные материалы. Подарили батарейку, лампочку и кнопочку. Учили паять все детали в одну электрическую цепь, соблюдая полярность. Как интересно было фонарик делать, я получал полезные практические навыки, осознавая, что очень просто и очень хорошо.
      Вскоре я светил самодельным фонариком. Не веря своим счастливым глазам, наблюдал отсветы друзей с соседних улиц, светивших из тёмных окон домов. Простой фонарик неожиданно дал возможность поделиться своими мыслями. Учился модную морзянку передавать с помощью фонарика. Одноклассников фонари давно бесстыдно между собой азбукой Морзе подшучивали и переговариваясь. Кодировал текст точками и тире, напевая популярную мелодию космических запоминалок. Гаа-гаа-рин. Лу-наа-ти-ки. Сколько градусов мороза на станции? Удивляясь, получая ответ. Раскодировал и был спокоен и горд. Мой волшебный фонарик легко превращал обычный вечер в волшебную сказку. Со временем мы с друзьями сигналили от случая к случаю. Вспыхивал я фонариком при необходимости. Фонарик часто ломался и затухал, я его ремонтировать научился на ходу по ночной станции.
      Ночные походы, были крутым, сладким чудом в слепоте тёмных улиц. Ночное депо и вокзал таинственно сияли. Не думал, поглядывая вниз, что с виадука очень красива светофорная сигнализация. Видно было много огней, разных цветом, миганием, числом, расположением. Очаровывал красный, жёлтый, зелёный, лунно-белый, синий цвет линзовых светофоров, знакомый перелив манящий. Огнями прожекторов паровозы и таинственными знаками тёплого света салонов вагоны прижимались во мгле звездно лунной к семафорам и рельсовым стрелкам стальных магистралей.
      Мы долго молча стояли, ночную станцию не просто рассматривая, возможно со значением светлой мечты. В сирене-розовый туман медленно вдоль засыпающих путевых фонарей водила очарованная Луна из зала ожидания. Мой оживший фонарик ей мило подмигивал, он вписывался в общую картину ночной станции и неба. Ходили мы по малым огонькам, и всегда возвышаясь. Не сбиваясь с пути, брели мы с мамой по шпалам бокового пути, мрак, рассекая, брели до разводного тупичка, возвышающегося у нашего двухэтажного дома.
      Двигались, двигались вдаль огоньки. Проходили ночи. Проходили дни. Мама сдавала донорскую кровь поочередно, копила деньги и на мой день рождения купила небольшой обычный фонарик. Я не знал на какие деньги фонарик куплен, но несказанно был рад подарку. Сбылись заветные мечты ребёнка. Двигались, двигались вдаль огоньки. Проходили ночи. Проходили дни. Небольшой обычный фонарик новый, мне подарила мама. Когда вокруг сгущалась незрячая тьма, его свет в моей судьбе освещал жизненный путь. Лучше видел, обретал здравый смысл, чтобы не шёл в никуда, не предал свою память о маме.

Рассыпуха

      У вокзала все дома были небольшие, деревянные на бутовых фундаментах. Одна кирпичная школа величественно возвышалась. Вскоре, чуть искоса, через дорогу от школы построили первый пятиэтажный кирпичный дом с магазином «Экспресс». Это был самый лучший магазин в городе. В образцовом магазине, за витриной продавали всё, что душа желала. Масло, сыр головастый, кашу, носочки, сапожки, пальто, карандаши и игрушки. Вокруг магазина закипела бурная жизнь. По ночам разбивая большие витрины, некто в черном воровал папиросы и спиртное. Во время стоянки поездов дальнего следования, пассажиры успевали сбегать от своих вагонов в «Экспресс» за водкой и возвращались, не опаздывая к отправлению. Наш народ без злоупотребления не имел очарования и после поездки и трудовой смены, как юла весь день вертелся здесь. У порога продавали рассыпуху, красное вино, разливая из огромных бочек по стеклянным банкам. У этих банок мы замечали доброго художника, который учил нас хорошо рисовать. Удивлённые мы подходили к нему с вопросом.
      - Будет урок? - задавали вопрос. – Мы идем в класс рисовать?
      - Подошёл я понарошку, - оправдывался художник. – Зовёт святое искусство.
      Вставал небритый грустный художник, слегка покачиваясь, оглядывался на банки и шёл с нами в школу. Трудно было отойти от горькой выпивки, еще труднее было расставаться с печальными воспоминаниями. Постановочный натюрморт сегодня был просто чудесен. Немного вместе с красками и холстами он фантазировал, отвлекаясь от серых будней. Искусный живописец, сосланный нести культуру из столицы в Сибирь, был образован, одарен и искусен. Он не верил тому, что его сослали по Транссибирской магистрали и говорил, что его ждут в Москве. Он испытывал в чем-то недостаток и изменялся, чтобы чего-то достичь. Возможно, становился понемногу добрее.
<p>      В шестидесятые годы в городе не было художественной школы и не присылали преподавателей учить живописи детей. В музыкальную школу ходил мой одноклассник Роленков Сергей учился играть на баяне. Я любил музыку, но больше любил писать стихи и рисовать. Может поэтому моё внимание и привлёк художник, читающий наизусть французские стихи и афоризмы Поля Валери́.
      На станции Нижнеудинск его все знали. У него не было паспорта, но его приглашали везде работать. Премудрый художник жил там, где работал, может быть, так лучше чувствовал свое одиночество. Он создал прекрасное из ничего и интеллект все время чувствовался. Его действительные враги были молчаливы. По своей природе он был хохмач и без шутливых розыгрышей не мог дышать. Его пригласили поработать в художественную мастерскую. Он дал согласие и притупил е работе. Несколько день и ночь художник писал огромный текст. Премудрый художник жил там в мастерской. Работа была срочная, к празднику с высоким начальством и заказчики приезжали каждый день, проверяли ход работы. Все шло отлично. Красочные рисунки сочетались с аккуратным классическим шрифтом. Все были довольны. Работа была выполнена. Осталось за ночь краске подсохнуть, утром можно было стенды отвести и смонтировать в торжественном зале. О, эта чудесная ночь. Как Премудрый художник любил, такие незабываемые ночи. Всю ночь он отчаянно трудился. Купил большие листы ватмана. Разложил их в мастерской и с размаху вылил на них чёрную тушь, всю что была. На листах образовались огромные кляксы. Премудрый художник дождался, когда они тушь просохла, и с удовольствием вырезал их. Чёрные кляксы ювелирной точность разложил по готовым заказанным произведениям. Утром открылась дверь и зашли заказчики и коллеги забрать готовые рисунки тексты, увидев на них огромные чёрные кляксы остолбенели. Слабонервные мужики, хватаясь за сердце, в оцепенении валились с ног. Обычно грустный премудрый художник хохмач улыбался, счастьем сияя, медленно бумажные кляксы с шедевров оттаскивал прочь.
      На новом месте работы он подсмотрел у начальника привычку перед планёркой в кабинете поднимать по пятьдесят раз каждой рукой тридцати двух килограммовую гирю. Пока начальник поезда строительно-монтажного занимался зарядкой прорабы и мастера линейных объектов ожидали стоя в конце кабинета. Начальник ставил гирю под стол, все садились по местам, начиналась планёрка. Ночью премудрый художник хохмач из кабинета гирю двумя руками волоком вытащил в строй двор, в котором рисовал и ночевал. Снял с них гипсовые формы и вылепил по форме точную копию из папье-маше. Пустую бумажную гирю покрасил нитроэмалью, добиваясь металлического блеска. Тщательно скопировал все царапины. Гениально создал лёгкую гирю копию и отнёс в кабинет начальника. Утром начальник в сопровождении прорабов и мастеров зашёл в кабинет и подошел к рабочему столу. Рядом стояла, видавшая не одну ударную стройку, любимая тридцати килограммовая гиря. Начальник выдохнул, напрягся и схватил спортивный снаряд правой рукой и сразу окаменел. Через мгновение он развернулся и с размаха швырнул чёрную гирю через кабинет в толпу мастеров и бригадиров. Гиря крутилась, летела, а бывалые прорабы и молодые мастера от испуга валились на пол. Обычно грустный премудрый художник хохмач улыбался, он бесстрашно стоял, счастьем сияя, двумя пальцами пустую бумажную гирю, к груди прижимая.
      На пороге магазина «Экспресс», вспоминал, что давно-давно пил шампанское из хрустальных фужеров с золотым ободком, грустно взирая на полулитровые банки с расспухой. Небритый грустный художник от детских слёз обижено оттирался. Забросив все серьёзные дела карьеру, деньги и суету, преподавал рисунок детям и ночевал в железнодорожной школе. Мы видели в глазах его необъятное тепло и веру в чудеса. Странно, дети его сильно любили. И я приносил ему свои бутерброды с праздничного маминого стола. Может быть, он сам всех искренне умел понимать, как любящая детская душа. Возможно потому, что он красиво, с переводом, читал стихи Поля Валери, на языке французском.

В добрый путь

      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич