Нижнеудинск. Дорога в школу и мы

Версия 15:12, 22 февраля 2017

Дорога в школу

      От двухэтажного деревянного дома на улице 2 Пролетарская, где в четвёртой квартире жили мои бабушка, дедушка, родители и я, до железнодорожной школы № 9 станции Нижнеудинск на Транссибирской железной дороге, было ровно двести метров. Мама работала рядом в поликлинике фельдшером и во время летних каникул мы ходили с мамой в школу полить её любимые цветы. Из детского сада я постоянно приходил к ней на работу. В 1963 году мне исполнилось шесть лет, и мама привела меня записать в школу. Маму спросили, по какой причине ребёнка отдаёте в таком раннем возрасте.
      - Много работаю, дома нахожусь мало, - ответила мама. - Ребёнок просится в школу.
      Спросили меня, хочу ли я учиться. Я молчал. Поспешили спросить ещё раз. На вопрос я не ответил, может от страха, я не знал.
      - Почему не отвечает? - спросили маму, - Ребёнок глухой?
      - На русском языке ещё плохо разговаривает, - объясняла мама. – Учится языку.
      Мама попросила меня сказать слова для учителей, на языке, на котором я умею говорить. И я заговорил. Все присутствующие учителя ахнули, аплодировали улыбаясь. Мою речь они поняли. Прекрасные изречения действительно звучали громко и красиво.
      - Что он читает? – удивлённо спросили в учительской. – Стихи собственного сочинения?
      - Да, стихи, - сказала мама. – Ему сами приходят красивые слова.

      Мои безоглядно искреннее оригинальные слова приняли за стихи и записали меня в класс. Щеткой зубы чистил и пошёл в школу первый раз. Каждый день из дома чуть пораньше выходил. От дома до школы расстояние было плотно насыщено удивительными объектами. Мой родной дом расположен в полосе отвода железной дороги у старого паровозного депо с цилиндрической водонапорной кирпичной башней, построенной в 1890 годы. Восточный фасад дома выходил на железнодорожные пути.

      Я выходил из дома, напротив, за путями в сквере Героям Революции, под рассветным бледным небом, обелиск тянулся к утренней звезде. Шурша позолотой листьев, переходил через рельсы разводного тупика и по шпалам лабиринтов подъездных путей шёл мимо рабочей столовки с макаронами, котлетами, компотом, низкими ценами и обеденным равенством. Проходил черёмуховый сквер с деревянными домиками моих одноклассников, отцы их работали машинистами. С другой западной стороны путей кричала без жалости и зла продольная пила в столярке. Её с обрезными досками в стружке рабочая зона примыкала к огороду нашего дома. Пахли доски лесами Сибири. Сухими обрезками мы топили печи.

      В свете светофора зеленого сопел седой паровоз. Шёл через угольные завалы старой кочегарки с высокой трубой, парной и гудком. Шёл мимо цеха подъемки, где для рабочих бесплатно лилась газировка. Останавливался иногда у бетонной ямы, куда сваливали изношенные болты, гайки, сломанные ключи от слёз, от счастья и от боли.

      Повторял стихи запоминалки, пропуская маневровые тепловозы, убегающие в заботах, словно соседи на работу. Далее шёл мимо к работающей днем и ночью кулинарии. Вдыхал теплый запах сытных булок, душистых батонов и свежего ржаного хлебушка. Здесь с хорошим настроением в Чистый четверг перед Пасхой выпекали большие и маленькие куличи с изюмом, покрытые сладкой глазурью.

      Перелазил через скрипящий забор Свято-Никольского храма. Засматривался, как солнце уж светло из-за тополей и ярко золотило купол и звонницу. Улыбались, золотые купала, радугой рассвета. Солнца луч касался глаз, проходил через сердце. Очень хотелось как-нибудь попасть внутрь храма, с любопытством взглянуть на правдивые иконы. Ничего не просить, а попытаться понять Вечной жизни простые законы.

      На спортивной площадке, покрутившись на карусели, мечтал о бархате неба синем-синем. Вертелась неба карусель, мелькали дома, прекрасные слова бесконечностью кружились и сквозь лазурь осыпались в никуда. Вспоминал их снова и снова. В сердце ищущем смысл обронённые невзначай буквы оставались. Укачивала неразбериха круговерть мою жизненную основу.

      Вставал, покачиваясь, и заглядывал в окна мастерской деповского художника. Невозможно было пройти мимо такой чудной красоты. Таёжный пейзаж чудесный сегодня был просто чудесен. Немного вместе с красками и холстами фантазировал о путешествиях. Десять лет я исследовал, рассматривал их содержание. Искусный живописец, посланный нести культуру из столицы в Сибирь, был одарен и искусен.

      Я шёл дальше и встречался на пути с яркой надписью новым локомотивом, построенным из собранного нашими руками металлолома. Любовно ладонью не погладить его я не мог. Останавливался, трогал руками, удивляясь, как можно создавать стальную машину из жёлто - розовых медных чайников и бело - палевых серебряных самоваров. Поправляя пионерский галстук, гордился, мой труд нужен железной дороге.

      Чтоб не опоздать, потом бежать приходилось вперёд мимо в зарослях сирени спрятавшегося военного мемориала ветеранам. Шёл мимо конторы депо и красного уголка с солнечными букетами роз, со сладким чаем в буфете и кружком кройки и шитья. Искоса смотрел направо на отделение линейной милиции, собирал свежие цветные проводки у цеха по ремонту фонарей. Не мигая смотрел на светлую местность через осколки цветного стекла. Прищурившись, любовался красными, жёлтыми и зелёными праздничными солнца узорами, не решаясь увидеть жизнь, как она есть.

      Под тихое падение разноцветных листьев в лужицы, искренне радуясь и мечтая, брёл, играя разными непроизносимыми согласными звуками, мимо конторы станции. У аптеки с гематогеном играл иногда с согласными в прятки. Шагал до угла клуба имени Кашика с кафе, библиотекой и кинозалом. Спасая леса, от бессмысленной вырубки, собирал по листочку макулатуру, заменяя похожие буквы, которые очень быстро превращали слова в другие слова в афишах, ожидая новые книги и фильмы.

      Разгребал бессвязных мыслей хлам и похожие на маленькое солнышко листья ботинками у здания отделения дороги. Время зачем-то очень быстро таяло. Дальше мимо промтоварного магазина с витриной модною, детской консультации, поликлиники, из окна которой мама провожала меня добрым нежным взглядом и долго смотрела вслед и в окна школы.

      Спеша по деревянному тротуару вдоль сквера сибирского ранета, с разбега залетал в школу. В школе пахло, книгами с новой жизнью.
      - Здравствуйте, - говорил я школе. – Больше не играю заблудившимися буквами.
      - Здравие, - пела родная школа. – Звени, заливаясь, первый звонок.

Неповторимая библиотечка

      После уроков, оглянувшись на школьную дверь, по дороге домой, я обязательно проходил мимо украшенного деревянной резьбой клуба железнодорожников имени Кашика станции Нижнеудинск. В этом двухэтажном доме обитающими вперемешку с веселым буфетом, в вечерней полутьме танцами, случайными знакомыми, дымом сигарет, мемориа́льной доской из долговечного камня, цветами, кочегаркой с пыльными окнами, очередью у кассы, духовым оркестром, пивными бутылками, сценой, кинозалом, праздничными концертами, знаменитыми персонами, почётными наградами и торжественными встречами тихо ютилась библиотечка.
      Нужно было обойти клуб с западной стороны, рядом с шикарным буфетом найти и открыть скромную дверь во дворец книги. В темноте мечтая о свете, спотыкаясь, поднимался неразумный по крутой скрипучей лестнице на второй этаж и оказывался на распутье, не в силах понять, по какой из дорог мне нужно шагать. В левой части располагалась дверь в кабинет опорной линейной технической библиотеки с цветными картинками паровозов на крутых откосах в окружении семафоров, флажков и фонарей. Справа был вход в зал профсоюзной библиотеки. Сердце выбрало само не мощные локомотивы. Стихи про буквы меня привлекали, в них поезда долго-долго ритм отбивали словами. Я открывал заветную дверь правую, смотрел на черно белый книжный мир, но входить не решался, робко стоял на пороге. Однажды вместе с мамой мы посетили этот уютный зал и стали гостями литературного клуба, который проводил соревнование стихотворений. На этой площадке творческие мечтания сбывались. Обыкновенные люди, друзья, коллеги и подруги, взрослые и даже дети артистично читали стихи. Всем желающим давали возможность высказать интересные мысли и обсудить смысл и рифмы конкурсных произведений. Самыми интересными были поэтические дуэли, на которых оживали печатные слова. Я затаив дыхание слушал и скромно стоял у двери. Удивлялся приятному общению хороших людей. Радовался, что меня допускали к выставке "Сборник счастья" из пополняющихся стихотворений победителей.
      - Почему сын Ольги Андреевны молчит? – спросила девушка. – Пусть стихи почитает.
      В порыве испуга постигая искусство выразительного чтения, я прочитал короткий стих про дрожащую росинку под золотым лучом. Потаённые мои стихи не растаяли. Все, чего прикасалось наугад моё слово, оживало, собой всё вокруг заполняя. В детском дыхании с помощью мысли мгновенно все обретало плоть. Я вдруг увидел ясно солнца свет, и неба ширь в нашей маленькой библиотечке. Прочитанные вслух стихи мгновенно изменяли мир, и я вдруг изменился. Ко мне привыкли и меня признали.
      Радушный библиотекарь другом лучшим для меня стал. При свете лампы над столом, мне позволили журналы читать в читальном зале. Весь путь истории земной рассматривал я в них. Просматривал новые поступления и старинные фолианты. Волшебные страницы не молчали, заставляли меня мечтать, и мир казался бесконечно интересным. Словно первооткрыватель я оказывался в сказке, в таинственной тайге, плыл по горным рекам, покорял заснеженные вершины и брел по пескам пустыни. Внимал советам, как себя в пути вести, и как надёжных друзей найти. Продвигаясь в книжный мир по годочку, учился родное слово любить, из книг не вырывал листочки. Меня влекло к томам старинным с пожелтевшими страницами, и я не забывал больничную книжную полку за вешалкой, в углу. Аккуратно лечил стареющих лучших друзей. Подклеивал отлетевшие обложки, зачитанные до дыр. Обтрепавшиеся переплёты достигшего старости толкового словаря Даля, без конца и без начала, собирал, словно кусочки жизни, по страницам. Престарелую книгу любил и берёг в тусклых буквах таинственных давно уж забытых старых истин. Мне интересно было, почему не улетели буквы из названий и как звалось что-то встарь? Отчего и почему? Как слово за словом создавался язык? Неизвестно? Старинные буква с буквой не ссорились, без сумятицы строили свод точных имён. Завораживала дореформенная орфография особенных аз, буки, веди, глаголь, добро и Ять. С интересом сочетания букв ъи произносил как ы. В прошлом несравнимом слове с заложенным смыслом вдохновлялся свежими идеями и новыми мыслями.
      - Книги бережёте, - добавил библиотекарь. - Без подсказки выбирайте романы.
      Как путеводная звезда библиотекарь под личную опеку записала меня на абонемент и допускала выбирать книги в книгохранилище на нижних книжных этажах. Дорогие альбомы замечательных художников на меня смотрели с недосягаемой высоты. Какое это было счастье копаться в книгах на полках занятых почти до потолка. Меня поражало количество замечательных книг, и я читал все книги подряд с верой, что в любой из них может быть счастье. На полках в переплетах темной кожи книги рядами стояли, покорно с бесценным кладом счастья ждали меня. Через пару лет я научился тщательно выбирать книги как друзей. Отличал томики стихов любимых поэтов. В собраниях сочинений классиков, нужные книги находил. Себя я начинал познавать, будто я находился в просторах огромной вселенной, где не умел книги Пушкина перелистывать вкратце. Не представлял, что можно вовсе не читать лучшие книги Джека Лондона. Удивлялся, вслушиваясь, как мой умный одноклассник Сергей Роленков, уроки знающий на пять, наизусть читал мудрые цитаты из произведений Теодора Драйзера на книжных праздниках.
      В этом хранилище вдали исчезал станционный и городской шум. В чтение погружаясь, размышлял, прозревая, какой герой лучший в немыслимом сюжете чистейших сердец. Я был готов позвать и в книгах с золотыми корешками искал дверь в счастливую жизнь. Открывались радость, очарование, чудесные чувства авторов печатных листах. Без границ и расстояний тысячи жизней прожил я с запахом книжных страниц. Любил и смеялся, от радости плакал и свободно гулял между мирами. Любил и смеялся, от радости плакал. Замирая на полпути, искал ответы словам, зачем мы дышим и страдаем? Читать старался без оглядки, догоняя заветную мечту и сердцем отражая самые искренние рисунки.
      В любой из этих книг было счастливое слово. Стоило только в строчки увлечённо вчитаться, и появлялись волшебные широты, дивные глубины, чудные высоты под голубым небом. Книга не заменяла мне детское счастье просто потому, что наполняя жизнь, всегда была любима и несла в себе надежду. Я не выбирал между счастьем и книгой, они были едины. Бывает такое странное счастье. По ночам хотелось читать и читать, страницы медленно листая книг в красивых, цветных переплётах, что мама покупала на лето. К утру сомкнув уставшие очи, в мире грёз немного дремал с прижатым к сердцу бумажным городом до рассвета. Настоящее счастье прожить с книгами бесконечную детскую жизнь вместе!

Станционная церквушка

      Не замечая сверкающую солнцем золотую оправу старинной церквушки у железной дороги, измеряя километры, проезжали поезда. Почти не глядя проходили стороной машинисты и обходчики. Находилась станционная церквушка в окружении конторы депо, котельной, подъездных путей, тупика, отдела линейной милиции, гаражей, кулинарии, благодати с небес и звёздных россыпей. Рядом с неё словно не дыша, стояли добродушно тополя и сердитые семафоры, в отблесках красноватых паровозы подходили.

      С детским любопытством прогуливаясь по переулочку снежных горлиц к центральному входу, я слышал много народных легенд об истории и причинах воздвижения храма. Рассказывали о воздвижении церквушки после посещения станции цесаревичем Николаем Александровичем, возвращающимся из восточного путешествия по Японии. Цесаревич лично подарил храму иконы с Афона. Говорили церковные приживалки и о строительстве в ознаменование чудесного спасения и возвращении в размеренную жизнь христарадного старца Николы. С тех пор, являлся старец к воротам церквушки в виде жалкого убогого и как нищий просил подаяние понемножку. Тихо молился за всех нас, собирая жалкие гроши на содержание храма. Добротой старец помогал осознать свои грехи несчастным. Ссутулившиеся люди замечали, если подавать милостыню, и заказывать поминовение, незамедлительно следовало от недугов исцеление. Приживались уроки старца о доброте в оттаявших ото льда сердцах строителей и прихожан. Никольская церковь получилась на загляденье и стала настоящей жемчужиной достопримечательностей станции Нижнеудинск.
      Очаровательная старая деревянная церквушка с золотыми куполами и колоколенкой, чудесно блестела в свете станционных семафоров, мигающих сигналов и фонарей. На грешную землю, чёрные шпалы покрытые быльём и мазутом, на рельсовую ржавчину роняла церквушка золотистый свет. Через не запирающие тяжёлые церковные врата, всё кто обет любви нарушал, приходили днём и ночью на коленях к распятию в слезах молиться. В церквушке, перед глазами икон смотрящих в упор, сурово и с надеждой, всегда было людно.
      Слезами политый храм в престольный праздник казался красивым и снаружи, и изнутри. Я бесконечно удивлялся непознанным мирам. Рубиновым цветом мигающие станционные сигналы блеском радости горели на правдивых иконах, задерживая мой детский взгляд. С не просыхающими глазами я неразумный заходил вовнутрь через драгоценные двери, заблудшим сознанием искать единый путь счастья. Задумчивым взором не отпускали меня от себя иконы, без боязни видно я каялся в своих нелепых мыслях и трудах, позабыв, что наследил в жизни прекрасной. Смотрел, в покрытые грустным покровом глаза, испытывающие чужие беды в мире земном и мире небесном и просил, чтобы матери своих детей не бросали.
      Ангелы и старцы святые, через свечную копоть и ладан, лицезрели прямо, небезразлично рассматривали нелегкие сомнения и не разумные размышления в моей душе. Забытое сердце в стороне истерзано стонало. Сомнения терзали. Бранила скудно совесть. Безмолвные свечи скупо плакали. Что же сделать? Как горечь грехов за молить? Как простить себе утраты? Как вернуть назад минуты, чтоб ошибок избежать? Забыть суету, уныло молчать и уйти в неизвестность? Помощь приходила в запахе свечей горящих и лампадок. Пред глубинным взором глаз икон, менялось представление о близких, верности, друзьях, о долге. Щедро давала церквушка всем поверить в силу чувства и возможность. Перед её алтарём сердца людей много раз начинали все сначала.
      Станция была совсем рядом. Менялись сигнальные огни семафоров. Менялся путь безутешных слез, кому была мучение дорога. От паровозного перрона, теряясь на шпалах путей боковых, не ведая покоя, к церквушке тропка устало вела всех больных, безутешных, влюблённых в себя, убогих, гонимых и заблудившихся в тоске. Во сне им являлся старец Никола. Смиренно стоял у иконы. По щекам стекали страдальные слезы. Душа его тревожная не могла отдыхать. Старец строго повторял, что рецепт спасения один для всех: исповедь, причастие, пост. После идите к мироточивой иконе и отслужите пред ней молебен, и тогда бросите пить. Об иконе той многие люди с пагубной страстью. За падших и валяющихся старец терпеливо молился, чтобы ищущие спасения неустанно с умом и сердцем, трудились. Досуха выпив скорбящую чашу, беспомощно подползли к иконам печальные люди на четвереньках. Горе несли они необъятное за плечами с упованием, светлый молебен перед иконой служили с водосвятием. Без осуждения взор с иконы касался мрачных грехов, проникая до основ убогих сердец, таких как у разбойников на кресте. Взгляд с иконы на мгновенье лучиком надежды, любви и веры серёдку сердец осветил. Лился свет из глаз незыблемой искренней радости, от бед избавлял, преодолеть недуг, возвращал снова к жизни. Пытающимся встать, старец обязательно протягивал руку помощи. В отблесках изумрудных светофоров, со спокойными и печальными глазами люди в вагонах, прислушивались на стыках к крутящимся колесам, от станционной церквушки уезжали не спеша по новому маршруту. Путь стекающих слёз был свободен.

В добрый путь

      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич