Жарком обожжённая роса
Жарком обожжённая роса
Свистом золотистых ржанок пробудилось кочевое жилище, Луна обожгла метельным холодком Солнце. Взлетело облако ливневым крылом, ощипанные перья разгорелись зарецветом. Утренняя звезда тлеющим углём прожгла утробу ночи. Копытная суматоха пронзила дремучий бурелом, сохатый на прогалине вытоптал ягель. Под взором звёзд ожила трава, расплескался ручей вокруг укутанных в камни косогорий. Залётный ветер побратался со створчатым утёсом. Спросонок медведь рявкнул в потемки. Лохмотница сова плакала в тишь дупла, совята загляделись на лунные рога. Унылый щебень изгрыз туман судьбы. Прохладные росы легли на огненные цветы. Остудить сердечный пожар лепестков желала вода, но впиталась в пыльцу и исчезла без следа. Сквозь зыбь хвои и трепет бересты Солнце воссияло, заревым лучом поправило протяжение лунной тропы.
Звездотечный плеск
Закрыв глаза, Солнце упало в закат. Ночь из звёзд лепила гнездо, связав сыпь замерших душ и забытых снов. Морщинистая Луна петлёй обняла мглу, свистулька-ветер подул на росу. С ресниц отряхнув слёзные ливни, олень копытом задел огневую теснину, открыл теплящие очи зари. Млечным путем меж распадков и зубьев гребней потёк дождевой ручей. Зыбью погружался в пучину памяти, смывал соль с губастых скал, стирал мозоли камней. Прилив путался в раздумьях, ютился во мхах, терзался в мыслях. Хвост метеора разрезался лунным ножом, прожилки лучей упали в покой чернотропа. В сердце кипел рассвет, лучи плясали на выжженной золе тьмы. На взгорьях топких лугов и ощеренных кустов страшился заблудиться. В бурунах затеплился разум забвения огоньком памяти, мерцанием связал плачевность капелей. Луна окунула уста в парную струю, насытилась всласть молоком. В хвое ожил аромат смолы, поток бурлил свежестью ягельных игл. В волне туч искрилась прибойная рябь воды, в зыбке брызг отразив звёздный зной души.
Истинное имя
Вечные небеса запоминали имена оправданных предков. Родители выбирали название соответствующее рождению ребёнка. Высшая воля выражала надежды, вложив в душу дух. Оживляющее прозвание не постигалось, одним словом. Оно выражало сущность затаённого дыхания. Фамилию уберегал поведением и личной чистотой. С внутренней преданностью помнил и искал, уповал и величал, озарял и взывал, боялся и радовался присутствию защитного покрывала звёзд. Во время странствий по просторам правоты познавал путеводные светила по судам и милости, тени распознавали суть его клички. Звал оленей по ярлыкам, дающим власть над стадом. При совершении чудес сильный честностью титул тайно записывал на охраняющей скале. Своё отчество своевольно не ставил выше тщетности других. В сердце уложил звание открывающее вход в вечность. В жизни получал прозвища славы и обвинения, рассеивающие сомнения. Пробуждаясь от заблуждения и сна, разумом стремился к радости жизни. Отличал истину ото лжи, не возвещал будущее от имени магических сил. Под угрозой забвения нечестивые слова омерзели. Слухи хранили доверие к добрым делам, верность длилась силой в потомках.
Сговорёнка суженая
Тайга от любовной тоски не неволила волка сближаться с чужими замужними жёнами. Поджарая волчица иссушила душу матёрому, без зазимка ретивое сердце вызнобила. Сорви-голова перестал шататься по чуждым лежбищам, собрался жениться. Одобрила свадьбу седая старуха-мать. Медведь-сват наперед пропустил волка, наступил на лапу. С переполоху волк поглядел на него суровым взглядом. Медведь извинился и разбудил волчицу-девицу сонную, с залёжки привёл знакомиться к пригожему. Наивный жених увидел, невеста пришла с охотничьего гульбища. Волчица откупались добычей, но волк выбрал по чувству суженную. Языком-огнём черпнул ледяную воду из проруби, позвал замуж молодицу. Тяжело волчица жила без друга наречённого, сойтись согласилась не задёшево. Покатилось по облакам Солнце. Зацвела хищная власть вольная, понял волк, молодой волчицей-сговорёнкой слюбится-сроднится. За выкуп медведь проводил их на свадьбу раздольную. Лисами и соболями наряжённое логово вёл душечку обручённую.
Искание странствий
На роздых в ущелье упало Солнце, дождь размыл изгарь зари, Луну сжала тоска, знаки странствий встретились на тропе. Облака отреклись от Путеводной звезды. Вертишейки разлетелись в разные стороны. Кочевали олени в поисках грибных пастбищ, следом за ними твёрдой поступью шёл туман. В спорах ветра и эхо терялся смысл, разум рисковал заблудиться. Устав от однообразия скитаний, ум мурашками по коже бежал за мыслью. Духовно рос, мечтал во сне, устремлялся к небесной цели единства судьбы и мудрости. Душа с чувствами без граней не умела завершить искания. Легкокрылой совой облетела края света, крылом ловила желания, дыханием ласкала мечту. Вдыхала суть Вселенной, вздымала хвою, замирала, мучилась ожиданием. Свет бил в лик, тормошил, волновал, звал вдаль, ранил до слёз, улетал прочь без заноз. Останавливал время, вслушивался в сущность будней. Из любопытства заглядывал в будущее. Солнце бросалось на смерч надежды от пылкой нежности Луны. Внутри сердца тлела бродячая страсть. Призрачно чистый вихрь искал приключения, при расставании тошнил. В сладком плену дуновения душа не смутилась, развеяла прах страданий, оставила в памяти ветер свежих перемен.
Круги на воде
Козерог жил на отвесной скале у горного озера, словно сон проходили годы в тишине и ожидании. В завесе мглы омрачённых утёсов стоячая вода мечтала омыть рассветную зорю и плескаться в лучезарном отражении звёзд. Разглядывая прозрачную влагу, бык ничего сверх щебнистого дна не различал. Пролетающие мимо нырки в глади замечали лунный путь. Козерог набирался терпения и стоял неподвижно, птицы камнем упали на поверхность основ жизни, от точки приводнения разошлось волнение распустившимся соцветием. В поиске смысла метался восход излучающий луч. Всплеск шёл к береговой стене, оживил лишайник и пространство внутри козерога, рыбок вернул в чувства. Стая взлетела зажигать заревые миражи, увесистое ограждение гор расступилось, утро стало светлее Луны. Радужные кольца изменили судьбы светил над отлогим уступом, качнули отсвет. В тихой надежде козерог озарился улыбкой. С легкой душой нашёл своё сердце в забытой мечте, по вершинам гордо понёс рога на голове навстречу летящему Солнцу.
Ложные утраты
Вершинный склон открыто высился перед небом. Таёжник с оленями блуждал у истока, вытекающего из ледника хранителя золотых россыпей. Из трещин скал ручей вымывал крупинки. В смекалке обострилась внутренняя борьба двух желаний. Одно стремилось беспечно витать в облаках, подставлять плечи Солнцу. Иная тянула назад к восходу Лун дрожащих в руках и волнующих обычные чувства. Песчинки сверкали на дне, на волнах нежно блестели рассветной зарёй. Рассудок складывал самородки про запас в кучку из тысячи солнышек. Оторвавшись от правил, горечь воздыхания наледи, сравняла залежи золочёных лучей с грязной породой. Ум оторопел от коварства. Потерял всё, что целую жизнь копил. Звёзды превратились в солёные капли пота, руду обступило стадо оленей. Обитая не от мира сего, не обращая внимания на блага, звёздная ценность сохранились внутри сердца. Льдины не могли ничего отнять у пламенеющей зари. Потеря оказалась мнимая. Без запинки спокойно пошёл лёгким шагом ввысь, не горюя о потере обмана. Все сокровища души остались на месте. Луч Солнца сверху отразился в лужах. Кручина заблудилась в пустяках. Утраты лжи самородками уносились по студёным струям воды.
Музыка Земли
Суд Природы страшил грохотом грома над ревом талого ручья. Взревел ураган, криком гнева эхо улетело в небо. Бубен родил у сердца надежду. Ему вторил завораживающим гудением комус. Металлический язычок, закрепленный одним концом на деревянном каркасе, свободно двигался, вспоминал звуки забытых оправданий. Стукнув пальцами по язычку, таёжник создавал вибрации, передающиеся в ротовую полость, служащую резонатором низкого и мощного звучания. Изменял контур, достигал различный окрас отзвука навевающего трескотню певучих глухарей. Комус прижимал к зубам, сохранял промежуток, позволяющий проходить прошениям. Мизинцами играл мелодию вечного времени Земли. Извлекал рокот губным, языковым, глоточным, гортанным способом с работой дыхательных путей. Во время игры изменял протяжность звонкости, громкость, силу вибраций. Выдавал ясные ноты тайги, наигрывал ритмичные мотивы ветровалов. Признавая житейские раздоры, с вдохновенным вихрем ввысь взлетала раздутая душа.
Камень препятствий
Зенит небес взглянул на тлен. Гора испытаний возвысилась, краеугольный пик рухнул в груды развалин, замыкающая свод скала не устояла. В воздействии ветра из обломков праха глыбой скатился к подножию несгибаемой вершины, сокрушать пласты расколов. Безжизненно осевшие в бездну ущелья рябые грани одушевились. Открыли указанные глаза, услышали голос выси, трещиной рта шептали послания ожесточённым сердцам. Примечая добрые поступки, камень рос в громаду, полнил землю смыслами стойкости. Препятствовал злу на пути к достижению цели. Заслонял лазейки коварностям, набивал ушибы за измену, толкал на обочину мнимость, лжи не оставлял сил шагнуть. О махину спотыкалась пакость, разбивалась скверна, сохла грязь лицемерия. Хитрость сомнением теребила разум до безумия. Откликнулись нищие души из затруднений обмана строить отвергнутую твердыню правды. На живой ладони минерала заключали клятву, вкушали пищу совести, на крайностях судьбы сохраняли от падения чувства. Сделали сердцевину главою угла утверждать крепость истины разумом. Валун не судил грубо. Оступившееся сознание обновлял, преображал будни небесной широты к осознанию неосознанности.
Скрытый просчёт
Таёжник встретил медведя и засомневался, что худ он для жирного блюда. Боялся, что привыкнет добывать ходового зверя. Пугался промахнуться и вновь испытывать судьбу. Решил подождать и отпустил бедолагу нагуливать тушу на зимовку. Медведь взглянул на бездельника. Робел пройти мимо, думал потерять шкуру и загрызть в отместку. Знал, будет помыкать им летом, не отстанет в мороз, станет досаждать при спячке в берлоге. Захотел подождать, пусть ленивец первым проявит сокровенные замыслы ума. Решит, как поступить, испив пот с лица. Смотрели в глаза, видели насквозь намерения, думали не без причины о времени кончины. Оба выбрали не обострять скверные отношения и разминулись. Медведь пошёл звериной тропой, охотник человеческой. Волк позабыл о страхе и не прошёл мимо кабарги. Он знал, что упущенную возможность не вернуть. В данный миг у него появилась пища и что если сегодня он сытый, завтра станет голоден. Предаваясь рассуждениям, упустишь поживу. Осторожность не дарует случаев выжить.
Озарение светом
Сезоны сменялись. Вне прошлого и будущего спал ум в неизменности бытия. Кочевые тропы к пастбищам пролегали вдоль берегов горных ручьев. По путям предков ездил верхом на оленях, уклонялся от хищников. Охотничье мастерство являл на извилистых подъёмах и спусках. По окольным следам бродил пешком, скрывал истинные чувства. Тратил здоровье на выбор направления, допускал промахи, опустошал разум, расточал счастье. Путался в лукавстве, запинался о коварство, ослеплялся тьмой. Уходил от тягот, поступал непредсказуемо, шагал неправильно, удалялся от сердечной прямоты. Падал под откос, не замечал луч рассвета, крошил суть на суету. Невпопад блуждал, выбирал удачу в судьбе, находил обратную сторону беды. С полдороги назад робко топтался на месте. В муках рвал тленную жилу жизни. Солнце наблюдало за поступью заблудшего смысла. Луна забирала на покой не очищенную душу. Желая избежать суда, сохранял непорочность в строптивости, исправлял ошибки прошлого. Не замечал боль, верил в силу. Встав с колен, не склонял голову. По знакам неба направлял стопы. Луч, проникая вглубь очей, украшал звёздным венцом дух, в тупике пути выводил к озарению светом.
Мгла отмщения
Глухарка преступила болотную грусть, тоска отлегла от груди. Олень рогами из ручья достал Вечернюю звезду, тени задрожали на лунной тропинке. На корни багульника посеялись семена шиповника. Оборотнем медведь сорвался с горы. Волчица в логове потеряла волчонка. Протестовала душа против ненаказанного злодеяния. День и ночь щенки просили о спасении от необузданного разбоя. Не нарушая таёжный завет, мать развеяла сомнения осуществить расплату равнозначную нанесённой обиде. Искупитель похищенных жизней узнала врагов, замышляющих истребить серых хищников. Храбро пошла навстречу судьбе, возвращать кровь роду. В ночь отмщения по всходам облаков ударил молниеносным пламенем гром возмездия. Луна ушла за живыми печалями. С поруганных небес Солнце упало на колени, последним лучом осветив острый клык. Без долгожданной ласки зари, печалью отплаты пролился дождь слёз, смиряя вскипевшее сердце. Душа приоткрыла очи, на руинах золы победной мести тихо тлела искра любви.
Западня изъянов
Зверолов караулил изюбрей в засаде, заметил подбирающихся к солонцам волков. Стая завалила телёнка, утоляя голод, разодрала плоть. Волчица стояла в стороне от разгула. Испугавшись лютой свирепости, человек побежал искать укрытие, но попал в каменную западню. Кровожадный вожак шёл за ним побороться характерами, оскаливал клыки. Прыгал, кусался, в азарте бросался повторно. На отстое защищался несчастный таежник, отвлечённый от осмысленных дел. Рискуя жизнью, принёс хозяину гор поспешный обет породить бесправный произвол. Стал опрометчиво охотиться на хищников с помощью слепой петли. Возвращаясь в логово, матёрый задохнулся в узле троса. Загоняя глухаря в убежище, волчата удушились в капкане. Теряя детей, мать стонала, выла, обезумев от горя, бросилась в удавку. Радуясь превосходству над уязвимой добычей, навлёк на себя бедствие негодяй. Получив удачу ложью, попал в силки зла, душу загубил замутнённым разумом. Горче ужаса стала коварная голова, сердце лукавством, руки подвохом, ноги оковами. Волчица рванула уду, ловчая закрутка лопнула. Раненая зверюга набросилась на ослеплённого робостью изверга. От падения в бездну изъянов спасла поступь вспять.
Сила невинности
В закоптелой тьме выгорела заря вечера, Луна осветила простор сна. На щебень голыш облако вытрясло снег. Град сломал ветвь осины, с малышом под сердцем споткнулась лосиха. Пришёл в белый свет лосёнок-крошка с огнём в неспокойной душе. Всхлипнул ледник, трещали кедры, о терзаниях плакала незримая сойка. Мерцал всполох, у волка вскипела в жилах кровь, телок дрожал, словно лист березы. События исходили с небес, очаровывая судьбу сверх силы. Дитя привыкал к вражде, обходил гнёт зла, страшился порчи. Искренность испытывалась хищниками, непогодица требовала верности разума, отклик оттачивал характер. Воздуха не хватало груди от невзгод, тянулись превратности жребия. Опытность дарила надежду, изливаясь в сердце духом любви, телок возрастал к величию честности. Свет Путеводной звезды почтенно в зрачках затаив, лютый зверь вернулся к исходной невинности, начал выпасаться вместе с копытными. Одержимый мечтой, из тени заката шёл оленец по тропе суеты к семейному счастью у древа жизни.
Невольник хождения
От подошвы ног до головы оленевод был кочевником. За оленем ступал по таёжным тропам, не терял права на охоту, не попирал покорённую сущность. Под Путеводной звездой не уклонялся с лунной дорожки, обегал пагубу. Падал к подножию встречных гор. Покорно садился у лап медведя спящего на берлоге. С просьбой хватался за когти орлицы. Не стенал от труда, не зависел от ненастья, выходил из удушья рабства. Узник ветра не угождал плоти, не подчинялся скверне. Предвидя будущую стезю, оберегал честность пред оком Солнца, не раздражал лучи поступью в кривых тенях. Зависел от сохранности наследного стада, заботился о малышах, измученных отпускал отдыхать. Невольник хождения старался в подзаконных делах шагами измерить истину свободы. Пленник надежды давал клятву, преклонять колени перед рассветом. Выражал скорбь, ударял по бёдрам. От усталости не гнулся, от боли не прихрамывал, от лести колебался. Возвращался из плена алчности, срывал узы со стоп, в скорби ходил босоного. Вымыв мозоли росой, отряхнув с пальцев прах хвои, твёрдо стоял на скальной почве стойбища. Зябли камни, слабла тленная походка, в огне брусничника завещая пламенеющий след.
Оленёнок-ромашка
Снег осел, стужа укатилась в забытьё. Ветер искрошил наледь на скалах. Ночь напролет ухал филин в ожидании гостя. Лист закружился в мутной воде у утеса. Ступая по гальке, изюбрь перешёл ручей, кряква намочила лапки в пенной волне. Муравьиное жилище раскрыло проходы на волю, от молнии шиповник задорно расцвёл. Мохнатая гусеница замерцала в росе на кочковом ягеле. В иглах хвои притаился оленёнок нежный, словно лепесток околоцветника. Непроглядные глаза тревожил яркий блеск. Чуя себя хорошо шёл на тонких ножках по отчим бороздкам, пролазил по сугробам. С плеч бросив Луну, сливался с земной тенью, смотрел на нивяник с верой в счастье. В невидимый сердцу мир сложил крылья углушень, уснула рысь. На зарёй освещённой поляне заблудилась душа в россыпях сияющих радуг. С сини неба звёзды пали в медосборный зной бутонов. Скрасив свет рассвета, склон гор окрасился в ромашковый покой облаков. Оленёнок в очах разума хранил капли расплавленного Солнца на сердцевине цветковой пыльцы.
Олицетворение смыслов
Пред ликом неба олень ощущал присутствие высшей мечты, искал прозрение светлее звёзды. Одушевлённая морда выдавала настроение. Обличье отображало изменения чувств, меняло вид добра и огорчения. Указывало об измождённости и печали, намёк выражал подлинную сущность. Сочетая чистоту и мощь Солнца, озарялось молнией. Встретив ненастье мрачнело. В опасности стремилось скрыться, отвращалось от порчи, раздувало ноздри от гнева. Полыхало от боли, бледнело в стыде, краснело от рыдания. Закрытое рогами отторгало зреть скверну, задирало нос в зависти, молча печалилось. задумчиво радовалось, искало пищу, безотрадно овеивалось ветром. Устами ободряло стадо. Лицемерно пряталось от истины, отчаивалось ото лжи, уразумение вспыхивало усмешкой. Осознав заблуждение, прояснялось вдохновением. Умытое росой, сверкало от восприятия. Освежив сокрытые мысли, начинало сиять. Намеренно взирало в твердь поднебесья, открыто требовало повидаться лично Луну. Светильники тела очи хотели помощи, ожидали милости. Cо смыслом сущности бытия улыбалось сердце в радости. Узрев постижение окнами души, олицетворённое животное воплощало очеловечение.
Зимнее оцепенение
Оставив яркие пятна на облаках, унылое Солнце опустилось за камни. Лисьи очи-огни мелькнули в оголённом кустарнике. Олень с сожалением вздохнул об осени в сердце. Между мхами тропа подернулась льдом, бурный ручей надежно укутался в снег, Луна накрылась хмарью. От себя прячась на миг, медведица окунулась в сон зимней спячки. Под заботой тьмы сластило усыпление. Забытье не пугало мудрость. Чутко дремлющую мать подстерёг кошмар, что вернулся медведь-шатун усыновить медвежонка. В страхе бессонница заклинала уйти бродягу, боролась с исступлением. Отсутствие откровения равнялось ночи без видения. Ленивица отошла от оцепенения быстрее провидческого прозрения. Утренняя заря света проникла в берлогу через ветки хвои дремучих дебрей. Возносясь от земной мечты мятущейся душой прижавшись к лучам Солнечной груди, кедровка в вечность взлетела. При множестве забот явь неба не оставила утомленное чувство. Первенец-медвежонок, пробудился для стражи межсезонного бодрствования.
Мать сердоболия
Волки растерзали вожака, ранили оленёнка. Мрачно усмехнулась гроза, утихомирился карающий гром, раздражение молнии остыло. Осознав урон стаду, животное мучилось от страха. Не надеясь на пощаду лютых зверей, олениха в гневе подумала о возмездие. Призывая несчастья на головы хищников, позволила ощущениям обозлиться. Рожками бодала всё подряд, сталкивала волчат в ущелье, вредом приумножала ничтожность. Не отомстив жестоко, не могла жить спокойно, глушила грусть. Мысли об отплате отравили чувства, глодало безразличие, ожесточились поступки. Разум воздержался от расправы, стёр зверство из памяти, отдал право отместки высшим силам неба. Терпеливое к врагу Небо-Мать сердоболия рассыпало щедроты любви слабым душам. Прокладывая тропу среди туч, Солнце скорбело сердцем, теплилось заботой. Усмиряло страждущих зверей на краю погибели. Луна ободряла бедствующих сирот. Мучение огорчало дух, жалость утешала горести, оказывала милость хилым. Олениха жила с болью возражения, чуяла сострадание. Отзываясь на терзание памяти, милость зари поднялась над судом тления. Прощение животворило плоть, мудростью взятую в вышние уделы лучистого рассвета.
Вне времени
В упор глядя звёздам в очи Солнце скрылась из виду, следом поднялась Луна. Закатная заря от вершин наклонила тени. Окрылённый мотылёк вспорхнул во влажную прохладу нектара исчислять мгновения. Вне времени угрюмых бдений не внятные стали видения у грёз наяву. Груз души тонул в зыбучем песке безвременья. Не стыдилась сговорчивая совесть волка, накрытая с поличным. Вопль жертвы пробил скалу, плоть рухнула в прах, эхо не вернулось. В скованном ужасом угодье переживала судьба спасение в вечности. Ветер страхом тронул кормящую грудь лосихи. Капля дождя упала на лист багульника, к бруснике потянул губы лосёнок. Позабыв о рассвете, в облачном гнезде Луна из клюва кормила ожидание. Сердцу открылась загадка дорожить коротким моментом. Некогда далёкие зарницы стали близки в сплетениях мыслей. Отчуждённые враги примирились чувственностью. В порочной усладе кедра жизни мрак трепетной хвои засиял отсветом. Восход объяснил откровение сновидение, тянущееся к мигу полнокровного грядущего.
Знак чуткости
Ночью олень не признал сны, прикрытые огневым озарением. Поутру перистые облака обезводились. Гроза над вершиной смиряла гром и молнию. Скучала злоба по раздору, разжигала вражду, обманывала счастье. Ссорились ненавистные выси зависть и порча желаний, вздорили гордость и гнев, спорили яд и ненависть. Спор губил любовь. Горы отреклось от зенита, свет и тьма объединились. Постигнув до конца недостатки, поняв скорбь, пробудилась истина в величие пощады. Дождевой потоп истребил порок, боль ободрила надежду примирения. Пройдя ярость и нытьё, мимолётность жизни взлетела ветром, сердце таяло росой, мышление опёрлось на ум. Сквозь отвращение пробилось озарение, осветив искру знамения чуткости. Развеялся страх, в блеске капель открылась израненная душа правды к радости жизни. Из тоски разочарования вышла облачённая в доверие звёзд Луна. Из равнодушия легла под покрытие заботливой удачи. Иссохшая морось сердечных слёз изменило судьбоносный дар разума, мерцающий Звездой зари. Сияние цветоносным восхищением обняло луч рассветной судьбы. Улыбнулось восходу не истощённое Солнце, повелением радуг установило согласие между землёй и небом.
Неуёмное сердце
Луч Солнца сорвал ярость стужи в ветродуйное ущелье. Вьюжным всполохом звёздных очей засияло небо. Из ледяных оков в глухой закут ушло метельное эхо, ручей ощутил в горловине ком. Лось содранной кожей с копыт сломал искристый наст нехоженых троп. Боль закутала ум. Изнемогло тело, отвердели обманутые чувства. Росомаха укрылась в хмари певучих дебрей, желанное чувство исчезло. Облако обуглилось грозовым огнём, страх расслабил волю. Луна вздохнула о совести, упование изошло от тайны. Погасшая звезда глянула в личину лосихи, принадлежит ли память, сознание ощущению небыли. Избирая поступки, средоточие размышляло, испытывался рассудок земными утехами, смущалось в суетности. В бездне удивления искрой затеплился свет мечты. Продрогшая сердцевина подснежника согрела наитие в отрадном лоскуте зари. Поросль жимолости обнялась с радушием рассвета. Солнце исцелилось от прирождённой слепоты. Познав чувства, сила сердца нашла внутри абсолютную вечность, поддержало исходящую жизнь.
Млечный узел
Обжитые миры неба и гор не имели начала и конца. Ими правил полет Луны и Солнца, ветер сдувал надежды, враждебные скалы противостояли облакам. По выси кочевали орлицы, по ущельям рыскали волки, проливали невинную кровь. Стыд подзабыл муки совести. В стихии ощущений увядал и рождался кедр на камнях. Призванный из дебрей олень слабостью отражал мудрость мысли. Не принадлежал пагубе разора, нуждался в заглаживании дикой ненависти. Покоряя ягельные пастбища, в пустоте не терял смысл, избегал скверны. Во тьме ложных троп не противился воле Путеводных звёзд. Выбирал стезю между высью и низом по всполохам зарниц. Оборотни таили злобу, явь укрылась во сне. Жару чувств подчинил стуже разума. Безумно изменялось настроение, остывали желания, робела свобода. Ведомый светом свыше дух истины менял сознание. Оживал корень вырванного сердца, очи вбирали небосвод. За преодолением тленной лютости смирились жертвы и хищники. На краю вселенной скрутился в нервный узел Млечный путь, вспыхнул в сердцевине перепутанный свет зари. Порвав соблазн земли, озарились сердитые души. Вышли в грядущий разгул, сбившуюся с колеи жизнь завязать сначала.
Взыскание плода
Снег укутал плодоносные угодья, деторождение прекратилось. С усилием воли искали корм отверженные олени, без устали охотились волки. От луча соединённого с сердцем вернулось восприятие отрады, прошлое вымерзло. Разбилось угнетение холода, выдох вернулся во вдох. Страдая от алчности, ужас испытал медведь-шатун. На злобной тропе своенравный хищник задумал получить раскаяние. После кончины плоть вернуть в прах исходной утробы. С надеждой на собственные силы, олень уповал на судьбу. Соболь с очей отёр слезу, взглянул вослед каркавшему ворону. Вернулись перелётные журавли славить крыльями небо. На пенном перекате талая волна истончила ледовые преграды. Меж скальных пиков открылся перевал с продрогшей березой. Сойка щебетом утешила медвежонка вышедшего из берлоги. В мглистом омуте по падающим звёздам побрела расцветающая весна радоваться о соцветиях неделимого кедрача в ветвях из мохнатой хвои. Бесплодное естество тайги оживилось в муках рождения зачатков вечной жизни.
Игра проведения
Знакомый с суеверной целью человек играл с будущим бесконечную партию, отроду не брал верх. Вырезал из сучков дерева жизни звериные фигурки таёжных мифов. Одну за другой переставлял оленьи копыта на охоте волков, кочующих лосей, медведя хозяина гор. Рог изюбра прогуливался топотом. Лайка бегала по тайге, искала соболя. Оленёнок каждый ход делал в два шага вперёд. Доходил до противоположной кромки перевала, становился снежным барсом. Стадо кочевало на косой переход. Ничья не зачитывалась, если на хребте оставались медвежата. Отсутствовала перестановка. Стая не соблюдала правил, и сердцу надоела хитрая игра. Игрун зарядкой ума смещал дикарей, понимал, у судьбы победить невозможно. Предвидел итог исхода. Не надеялся одолеть вечного соперника, бросил жребий полезных дел лукавству шулерства. Проявляя волю, упорно верил в прибыток, ошибался от ущерба до урона. Не подвергался безнадежной слепоте предвидения и делал ходы до конца. Выбирал меж разумом и надеждой. Провидение сжалилось, позволило выиграть у души, и за очередной шалостью чуть-чуть поддалось. Вознаградила за стойкость, мечту и мудрость, без чего в кедрачах выжить не удавалось.
Чувство целостности
Из подпочвы груди вырастали сорняки. От шелухи дурного внушения иссыхали всходы семян, посеянные в сердце. Над трудом природы возвышалось величие силы свободы. Знаки звёзд сменяли чувства на мудрость. В стихийной борьбе сражались свет с тьмой. Олень боролся с собой, ясность жизни попадала в вереницу наваждений. Вихревое эхо уносило соблазны, обиды, память, хранило волю к кочеванию. Не знал, откуда явился и куда шёл, жил не так, как хотел, страстями заполнял сознание. В волнах бытия и дрожи настроений лез из тупика на простор, из ужаса к безразличию, из неудачи в бессмертие. Победитель разора видел смысл в созидании мечты и жаждал появления разных точек зрения на очарование обнимающее вселенную вечных чувств. Временный на земле ум, умелое тело, искреннюю заботливость, разумную душу рассеченную изъяном соединил с властью мысли. Воплощённый олень осознал цельность, преобразил одухотворённую плоть в воплощённый дух, в новом рождении чутьём познать переменчивую сущность.
Календарь предчувствий
В апреле на огне костра сжигал прошлогодние неурядицы. Запах дыма будил от спячки бурундука, вкус смолы опьянял мородунку. В майском тумане ловился в петлю глухарь. Вскрытием льда угощался Хозяин Гор. В июне шёл с оленем на ягельный луг межгорной лощины. В затянувшийся день года молнией чествовал свежие порывы ветров. В июле с появлением новой Луны духи - помощники уходили обретать силу. Сердце замирало от забот. С первой ущербной Луной по звёздам Млечного Пути возвращалась дрожь души к очагу. Беседовал с предками. Узнавал во сне иного света, о судьбах живых, о будущих бедствиях. Закрывал лицо повязкой, дух не узнавал хозяина, не звал за собой. В августе разбрасывал семена и устраивал листопад. В сентябре по инею равноденствия с оленем спускался в тайгу закрыть тщетные врата отчаяния, собирал шишку-паданку. В октябре в берлогу заводил медведя. В ноябре волк тропил тропу в снежный простор. В декабре удлинял день к надежде. В январе звёзды смотрели взглядом видных зрачков неясыти. В феврале самородной зарёй излечивал опасение от тяжкой болезни. В марте Солнца лучом открывал вход предчувствиям, цветом можжевельника окуривал неизбежность.
Водяная лилия
Селезень свиязь перелетел большие расстояния, в поисках пищи обследовал болотины. Разноцветьем оперения умел разговаривать с растениями. Из-за неразделенной любви жених окунулся в посев цветов. В затопленной почве семена пустили корни, взошли завязи. Из крохотного зерна рос красный бутон на поверхности воды, похожий на жар Солнца. Ростку было достаточно света, тепла и дождевой воды. Топкий ил защищал от вредных насекомых и личинок, очищал от отживших листов. Работал по денно, пускал пыльцу в ручей. Щебетал клювом милые пожелания. Страдания о сне гордой купавки, пробудили Луну. Звёздное небо поразилось радению сердца. Рассветная заря оживила сокровенные мечты, из соцветия выросла невеста в птицу жгучего огня, дотанцовывать пламень судьбы. Вдыхая аромат ухаживания за подругой, суженый сохранял границы гнездования. Свистом подзывал нареченную высиживать кладку яиц и заботится о вылупившихся птенчиках. На второй день жизни детки взлетели на высоту плавунца, перепархивая по озёрным лилиям. В сердце начиналась весна, пела супруга о счастье вне времени, у супруга цветение наступало внутри осмысленной жизни назло недугам.
- Вечно убегающая даль
- Гордость денной Луны
- Раскрытый во времени ветер
- Сила Млечного Солнца
- Росный нектар жарков
- Тепло лучистой надежды
- Разворот тесного времени
- Дождь цветочных лепестков
- Кочевые гнёзда звёзд
- Звезда кочевой судьбы
- Лунная колыбель души
- Горизонт окрылённой мечты
- Лучистая радость рассвета
- Золотая тень равноденствия
- Отсвет заоблачного очага
Читать книги о Тофаларии
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
