Дождь цветочных лепестков

Версия 11:00, 29 марта 2024

            Дождь цветочных лепестков

      Олень кочевал на задумчивой вершине навстречу закатной заре, по тропе с обочинами заросшими цветами с зевающими ртами. Странник понимал силу баюкающих небес. Вплетал в лунные сны субъективные и объективные точки зрения звёзд. После дальнего перехода устал и присел отдохнуть под чертог нецветкового дерева жизни. Звезды сияли в жемчужной хвое кедра, таял радужный цвет, набухали цветочные почки. Ветер шелестел сквозь распускание чашечек о любви без потерь. Получив жизненные соки от ветвей, расцвели колоски соцветий венком гордости. Олень воспринял, зенитом опылённые цветы, как награду за рассуждения о величии чувств и трепет волнения. Думал об Утренней звезде, наслаждался убранством рассветного утра, летели мечты к пикам гор сияющих в лучах Солнца. Небо слышало биение горячего сердца, цветы кедра опадали на странника влюблённым дождём, он ногами топтал увядание.



            Гриб лунной зари

      Среди бурелома и валежника в шаге от бездны грустно вздохнула лиственница. Склонила к каменистой земле тяжелые ветви, тихо задумалась о судьбе. Стелилась ковром трава у корней берёз, обходила её стороной. На ветвях в лишайнике не вили гнезда птицы. Чахли ростки заморённые густой тенью, завязи натыкались на сухие иглы. Пол своды хвои не струился косой луч. Не селился под колючими сучьями кустарник, без света звёзд погибал мох. Твердела смола в древесных жилах, осыпалась хвоя, грозовая тоска ветром точила душу. Тучи отодвинули молнию от восхода Луны. Из лунной зари горбатая радуга уронила моросящий дождь. На осыпаемой шишками темнице зашевелился новорожденный гриб в заботливой прелости игольчатых остатков. У корневища проросла семейка сыроежек. Старая лиственница вздрогнула сердцем молодой невесты. С неведомой прежде нежностью посмотрела на алеющие у подножия ствола алые шляпки на белых ножках покоряющих мир тайги.

            Вселенная души

      Светила, облака, ветер, дождь, камни, растения и животные имели жизненную силу – душу. Лунный свет вечно сменял Солнечный. Молодые побеги укрывали проталины. Снег скрывал опавшую хвою. Бренный мир покидающая плоть покрывалась чёрной землёй. Прах туманом взлетал в тучи, падал дождём, впитывался в камни, слезами крови вытекал из родников. Неистовый олень пил студёную воду, вспоминал Солнце-Луну в борьбе света и тьмы. Чередовались утро, полдень, вечер, ночь меняли семь дней лунного цикла во временах года. В поединке добра со злом олень обходил стороны света. Нелепо шёл к проведению, порядок и победа разума зависели от привычки отходить от верного пути в узы произвола. Предки вещали, что жизнь предначертана свыше судьбой, дрожала плоть от чувств. Перешагивание границ добра и зла наносило вред тайге равнозначно разрушению неба. Порочность давила живое существо, неверием веял мрак затмения. Посрамлённый возмездием олень радовался прозрению, не омрачил душу худой мыслью, дурным настроением. Добрым помыслом сердца закреплял извечную гармонию в потрясённой вселенной внутри души.



            Уверенность в бессмертии

      Выросшее на скале древо жизни с раскидистой кроной мечту вверило ветру и Солнцу. Сбежавший луч ласкал паутинку судьбы в хвое, ревнивый ветер гнал туман, свистел ненастьем. Древо требовало любви, верное Солнце укуталось в тучу, дуновение выросло в бурю. Коварно гнуло ствол, вероломно рвало корни. Исполин крепился, держался за щели, не отдавал плоды непогоде. Ветер свирепел, у древа силы были на исходе. Сорвалась хвоя, от кроны остались голые ветви. Излом хвороста проткнул просвет. Осознав отличие уверенности от доверия, древо простило и забыло. Упование оставило право выбора, как поступить в пустоте. Древо доверилось сердцевине. Надежда желала, чтобы все происходило, как хотелось. В доверии к ветру родилась вера, награда любви нерв обнажила. Древо поверило, что оголив древесину, ветер не иссушит бездонную слезу. Падая в бездну живицы, ветер изменился. Древу оставил убеждённость, что под лучом весны из раны души отрастут ростки к горькой правде влюблённой жизни.

            Волчья пасть

      Горную цепь со скальными шпилями рвала пропасть грёз. Ледяные пики упёрлись в дымку сладких слёз. Тропа петляла в камнепадах, бежала вверх. Олень надорвался вдыхать облака. По тайге таскал непомерно тяжелые вьюки, ослаб и не мог убежать от волчьего счастья. Каюр испугался, что без оленя потеряет удачу и одел на него оберег - медвежью шкуру с головой и когтями. Пустил в покрове пастись на ягельник. Олень на всходах окреп плотью, душа горела в огне. Посреди заросших половинок небес всеядный медведь жевал шишку-паданку, не замечал медвежье прикрытие. Из крох съедобной травы собрал чудовищную силу и выбирался на немятый снег. Хищник заметил оленя, решил, что это медведица спешит навстречу собственной судьбе, прибавил шагу, звёзды обернулись в стаю. Олень дал знак, что звери заблуждаются на его счет, видя на нём медвежью защиту. Копытом разгрёб пористый мох, успокоил никого не ждущее сердце. Проведя по загривку лапой, хозяин тайги учуял перед собой оленя, оттолкнул, повернул назад. Забытой тенью оскалил клыкастую пасть, расщепил от края до края нёбо полнолуния. Отражая Луну волчьи зрачки предпочли разгрому - гибель.



            Осмотрительность

      Тайга пережила засуху, скрипели деревья, сохла хвоя. Олень просил дождь прийти с попутным ветром. Поднебесье почернело от туч, разбушевалась гроза. Молния рассекла ночную мглу, отразилась в воде. Олень пытался поймать огонь на рога. Пламя выскользнуло, зацепилось за кедр, стоящий на берегу, вспыхнула шишка факелом. Выгорел мох и гнёзда птиц. Гром рассердился на световой удар за поджог чащобы, выплеснул из облаков моросящую слезу, потушил пожарище. Ливень утих, удалился собирать силы для новой бури. Птицы бродили по гарям в поиске мест обиталищ. Ревел подпаленный медведь. По золе валежника, по пеплу на камнях сквозь дым изгарин олень шёл в поиске ягеля на вершину горы. Не было в иссушенном сердце надежды насытиться, утомились копыта ходьбой по головням. Олень не знал, что вода в ручье вскипела, выпил от жажды глоток и обжёгся. После травмы остерегался всякой еды. Стал осмотрительным в поступках, прежде, чем покушать дул на росу, чтобы не ранить душу.

            Подвох злом

      Вызывая трепет перед лицом звёзд, семя злобы было нелепо сущности. Развивалось к корню, всходило ростком, созревало плодом. Козни злодейства влезали в душу, ловили в западню. Поглощённая подвохом падшего мира плоть страдала, ела зародыши лжи, кусала губы гнева. Несчастье, болезни, пожар, не урожай вызывали потребность в помощи, спасении и защите. В нужде и горе рождался умысел избавления. Сила воли могла спасти от мук совести, вера от напастей суда. Душа чуяла вину, различала доброе и пагубное начало. В земном бытии досадно ошибалась, не замечала недостатки. В любви к самой себе разрушалось сознание. Видела злость вовне, плутала по ложной тропе поведения, впадала в ухищрения. Не отвечала злом на зло, усмиряла скверну в помыслах. Тьма вреда подчинялась свободному волеизъявлению, рассеивалась светом искры блага. Чаянье добра будило жалость, млело пред очами небес, объединивших дух, душу и тело. Добро и разум вмещались в глубину духа ведущего к желанию свободы. Со всех сторон окружённая безднами безумия, пристрастий, суеверием, робостью и стыдом увечная душа сеяла в сердце зачатки правды, взращивала милость.



            Хладнокровие

      Медведь-жених имел свирепый вид. Прохожие звери предпочитали держаться подальше от медвежьей свадьбы. Олень не заметил в лощине медведя сватающегося к медведице. Слишком поздно увидел затмение Солнца. Чуял подскок разъяренного жениха. От раздумий не мог бежать, щемило в сердце, остыла улыбка, не дышалось в груди. От ужаса упал на землю, прижался рогами к камням, решил - будь что будет. Спрятал душу под покров покоя. Медведь, добежав до смутьяна, неожиданно для оленя, не порвал на куски, не вцепился в шею клыками, а уселся на небольшом расстоянии, хотя был взбешён. Олень успокоил нервы, замер сознанием. Медведь жаждал теплой крови, готовился накинуться на недвижимое тело. Медвежья свадьба с шумом страсти поднялась по распадку на гору. Приотставший медведь поспешил догонять невесту, оставив оленя целым. Стойкий олень перенёс испытание, сумел переждать опасность. Выдержка спасла от погибели. Хладнокровие одарило оленя венцом жизни.

            Истязание гордостью

      В тёплой золе всесожжения тлела сошедшая с неба искра. Она берегла силы, чтобы не угаснуть, не задохнуться в пепле. В подброшенном хворосте искра ожила, к казанку поднялся язычок пламени. Огонь разгорался, кружился, вспыхивал внутри и вокруг костра. Пламя с треском разбудило пригоршню согревающего света. Заполнили тайгу тени зла, заплясали страхи, разбежались по щелям. Пыл фырчал, норовя прорвать туманный заслон, сжигал нечистоты. Угли гудели, свистел пал, жалобно завывал пламенник. Дым искал общий язык общения с высью. На не допускающем затухание стойбище стало просторнее, огонь согревал лучше меховой шубы. Своей власти подчинив головешки, искра стала строптивой. Зазнайство распирало, ей стало тесно во всё поедающей изгари. Очаг угрожающе зашипел, огнедышаще затрещал и отстрелил искру. Устремив к звёздам запал горения, искра вознамерилась добраться до не досягаемого поднебесья в виде знамения сияющей молнии. Изверглась вулканом, а отсветом упёрлась в закопчённое от сажи дно чайного котла. Жизнь зависела от меняющего облик солнечного рта. Удалив зуб окалины, истерзанная гонором искра смирилась.



            Познание огня

      Мотылёк мечтательно порхал у горящего очага, доверчиво играл с искрой. Влюблённый в пламя, не понимал природу огня, трепетал крыльями, приближаясь к пылу. Жаркое сердечко костра рвалось на части. Изнемогая от чувств, мотылёк летел на зов горячих влечений. Из манящей вечности вернулся с ослепшей душой. В немом бессилье понял, что свет от огня дарует душевные терзания. Неутомимый мотылёк вновь взлетел ближе к губам огня и закачался в жаркой страсти. Вернувшись с обгоревшим крылом, понял, как жестока боль разлук. В нежном поцелуе огня таилась краткость беспечной жизни. Ветер прерывал шелест опалённых крыльев, грудь сжали муки. Вновь раненую душу вложил в сжатый миг. Не исправимо влетел между гибелью и жизнью в зубы золы, ярко выгорел в солнечной пасти. Вернулся в горечь тоски. Лишился возможности говорить о любви, сердце превратилось в уголь, оставив не знающий ум познавать жизнь. Дым поднял пепел и поведал весть о беззаветной любви к огню, упавшей на печаль изгари.

            Тропа жизни

      У оленя была заветная мечта и желание воплотить её в жизнь. Жаждал увидеть мир, но не мог покинуть пределы горной цепи. На краю вечности, добывал иллюзии на лунной тропе, Луна состарилась. Ваял грёзы из мерцания звёзд. Рассветная заря погасила путеводные светила. Ваял надежды из утренних лучей в указующий проход. Солнце закрыла туча, олень потерял колею, но оставил волю. Метель замела следы, олень не оробел, рогами высекал миражи из облаков. Пурга воровала воображение, от видений ссутулив плечи, олень сохранил желание к странствиям. Неверный поворот приводил к опасности. Кружил вихрь, олень не отдал надежду, туман отпустил гулять на простор, себе оставил воплощение. Во тьме лабиринта не прекратил борьбу, встал на световую стезю, вымыслы мнил из снегопада. В оттепель снег подтаял и замёрз в наст. Олень грыз выдумки из ягеля под сугробом. Таял лёд, олень терял цель, слаживал выдумки из первоцветов на проталинах. На лазейке обдумывал шаги, взор обращал в реальность. Менял направление и скорость ветер, олень устремлял стопы правды вверх. Шёл за своим сердцем по жизненному пути, в котором прятал почти рассеянное воображение.



            Увечное сердце

      Олень спотыкался о камни судьбы, ныли шрамы на сердце от вырванных кусков забот и отданных детям. Взамен получал вклады телячьих нежностей, заполняющие в сердце пустоты. Обломки разных сердец не подходили друг к другу, в сердце оленя стонали зазубренные рубцы. Олень горько плакал навзрыд, на мелкие ошмётки рвал сердце, бьющееся без смысла и цели. Оленята бессердечно уходили вдаль, забывали старика, в груди оставались пустые дыры, терялось место для чувств. Олень крепился, не ломался, ждал взаимности, остаток увечного средоточия болел изнутри, напоминал об избыточной доброте, которой делился. Кладезь мудрости стирал память, душа надеялась, ответное внимание исцелит ссадины, единение вернёт былую умильность. Олениха от сердца отщепила дольку, вставила в кровоточащую рану оленя. В ответ олень оторвал клок от истощённого нутра, вставил в брешь сердца подруги. Кусок подошёл, оттаяла тоска, выступили режущие края горечи, напомнив истину о смысле жизни для любви.

            Хлопотунья

      Куропатка не любила порхать, как бескрылые создания ходила по камням, но знала - птицы летают. Кукушка подбросила яйцо в её гнездо, она высидела его вместе со своей кладкой. Вылупившийся птенец рос, развивался, проявлял задатки взлетать из укрытия. Настойчиво просил приёмную мать научить его летать. Земная птица, твердила оперившемуся малышу, что он не оторвётся от скалы без усилий. Ветер крыльями шумел в облаках, птахи кричали в поднебесье. Наседка хлопала перьями, толкала воспитанника в бренный мир, чтобы он взмыл и почуял лёгкость пуха и силу перьев. Усыновлённый юнец понимал заботу. Привязанность к мачехе не позволяла улететь. В траве искал пищу, кусты служили защитой от хищников. Квочка позволила ему вылупиться из скорлупы на свет и старалась научить умению полёта. Взлёт птенца зависел от его усилий. Для парения надо было обладать высшей одержимостью. Они взглянули в лицо огненной грозы, крыло молнии зажгло тайгу. Ходячая птица учуяла угрозу пожара, бегству мешали крылья. По-родительски взметнулась ввысь, личным примером подняла птенца в небо, парить над земными опасностями и разгулом стихий.



            Хождение напрямик

      Медведь достиг подножия горы, на вершине росли неисчислимые ягодники. Медведь решил с ветерком взойти к источнику удачи. На пик вели торные тропы мудрых решений, он выбрал срез без изгибов. Упрямо шёл вверх по ручью, но упёрся в водопад. Отправился напрямик, наткнулся на скальную стену. Сунулся наугад по душе, заблудился в каменной осыпи. При подъёме на ледник провалился в трещину. Пошёл напролом, попал в бурелом. Оказался на распутье и запутался окончательно. Обернулся к небу и спросил про короткий путь. Луна отрезала стезю к отступленью. Возвращаясь к началу пути, Солнце росло духом. Медведь осмотрелся, пополз вперёд, по бездорожью открывать невиданный мир. Ветер летел сквозь грозовые дожди, медведь завяз в болоте, забыл конечную цель. Молния наизнанку вывернула тучу, медведя не таясь, ждала неизвестность. С честным сердцем, он открыл путь к богатству горной сущности и шагнул осознанно. Чутьё не возражало, ведущий к жизни путь, был искренне трудным.

            Барс-птица

      Обитающий на бесплодных кручах кот, был жестоким хищником, но позволял с раскрытыми крыльями орлёнку восседать верхом на своём загривке. Барс поднимал лапы, забрасывал вверх хвост и ненадолго взлетал. Сверху видел, как козерог-мать родила бычка в присутствии росомахи и набухшими сосцами упала с уступа скалы. Нарушитель акта рождения подошёл к лёжке ребёнка. Покрытое пятнами тело выгнулось, с грозно открытой пастью барс издал крик жизни Солнца освещающего путь. Накинулся на пожирателя падали и детей, пригибая голову жертвы к камню. Он не растерзал матёрого злодея клыками, задавил лицом к земле. Свирепую маску со сморщенным в ярости носом сменил оскал угождения духу Луны-советника. Спасённого младенца усыновил, заботливо катал верхом на своём хребте. С любовью просвещал разум в отношении жизни. Травоядные копытные: олени, козероги, лоси и изюбри паслись на цветочных склонах гор, порой сталкиваясь с лютым изуверством. На мягких кошачьих лапах барс обходил вершины. Честно добывал пищу и светящимися в ночи глазами-звёздами следил за соблюдением отпечатанных небом законов гор.



            Земля живых

      Озяб зрачок Солнца, в инее завяла хвоя желаний, в борьбе со стужей остыли чувства. На древе разума запутались добро и зло. Скорбь щемила падшие души, олень попирал ошибки. Сердце леденело, шерсть проросла сквозь шкуру, олень грыз лёд, плакал навзрыд. К спине прижал отростки рогов, топтал временную бесконечность. Уповал на силу лика маточной Луны, водительство отчих звёзд, созидал самосознание верного стада. Сочувствовал слабым, взывал к помощи, поддерживал отступников. Тропил тропу по снежной пустоши. Во тьме осмыслил закон различия милости от пагубы. Искал начало и конец милости в понимании сути. Делал добро от неба, оно исполняло мечты. Душевное древо плодоносило мыслями. Вкушая упавшие на землю дар духа, прозрела совесть свободой от сожаления вины. Знамением радуги вернулся свет на пастбище живых, роса напоила соком корни, распрямились ветки, вера укрепила надежду. Олень перешёл из тирании холода к солнечной воле заветных отношений.

            Оглядка хищника

      Волк растерзал множество оленят, поверг в смятение и слёзы маточное стадо. Волк придавил грудного телёнка. Дитя-сосунок чуя погибель жалостливо заскулил, у волка проснулось угрызение совести. Оценил зло коренящееся в сердце, стал каяться. Решил признать грех, не давить малюток. Умилилась душа, волк пришёл в себя. Загадал жить по правилам, потащил издыхающее теля к медведю-туче, просил сотворить отходную. Медведь начал поминальное рычание. Волк изучал нутро, унывно плакал, чужая жизнь лежала у ног. Надрываясь, медведь перечислял загубленные души. Волку случилось на полном вдохе оборвать дыхание многих детёнышей, печаль давила загладить вину. Медведь причитал о возмездии, волк желал примирения с отвергшим лицо небом, слеза очищения меняла разум. Для сохранения поголовья, воздержался от еды. Завтра не оглянулось, мимо шло оленье стадо с подтёлками. Малец вскочил и побежал за матерью. Волк переминался с ноги на ногу. Медвежьи бока распирала сила, тягучие рыдание не кончалось. Потери чувств тонули в желчи сожаления. Волк не выдержал и зарычал. Хищник делал выбор, из-за упрёков остаться без питания или утерять радость искупления.



            Ледниковый кипун

      По таящему льду хлестал ливень, стекал в ледовые трещины. Ручей забыл, что обязан рождением леднику, чересчур раздул льдистое ложе. Пронзив мглу, заносчивая стремнина утратила скромность. Струя вознамерилась стать полноводной рекой. Кипун расширил русло, разбушевался на перекате, подточил берег, размыл корни деревьев, шугой разрушил утёс. Дождь утих, изменился в морось. Ветер разогнал тучи с вершин, ледяной покров осветило Солнце. Иссяк строптивый поток, ледоход оказался пленником нагромождённых торосов. Мечта превратилась в грязный омут. На застойной отмели ручей оценил жизнь, презрел выгоду, но не смог побороть себялюбие. Стал течь соответственно таянью льда. Не давил дух тайги, заледенел сердцем. Вспомнил путь бурного русла. Просочился сквозь размытый припай совести. Волна засверкала бликами. Ручей плутал средь насыпных глыб, в седловине ущелья свалился водопадом. Солнце зацепилось лучом за уступ, ручей отдал талую воду ледника законной хозяйке-реке.

            Чистосердечие

      Семья зарянок свила гнездо, но не получала потомство. Горностай разорял обиталище. Сорока воровала яйца и вылупок. Отчаявшись добиться приплода, пташки отправились за советом пожилой совушке. Добравшись до дупла, просили научить их без риска высиживать птенцов. Выслушав горестную историю, умная птица учила помимо желания и старания к высидке приложить чистосердечие. Не ставить своё я над целями сородичей. Душевно относиться к снесённой кладке, постоянно заботится о ней, как о самой дорогой ценности. Искреннее тепло сердец способно вдохнуть жизнь в развитие зародышей и освободить их от яйцевой оболочки. Окрылённые надеждой зарянки отправились в обратный путь. Снесли новые яйца и принялись бережно ухаживать за ним. Полные любви и нежности оба по очереди сидели на яйцах, стойко переносили ненастье, не роптали на напасти, охраняли от хищников. Время высиживания прошло. В постоянном бдении, вера и терпение зарянок были вознаграждены. Яйца треснули и раскололись, из скорлупы выглянули пушистые головы крохотных птенчиков. Зарянки полетели искать разевающим рты проглотышам пропитание. Слётышей ставили на крыло.



            Неизгладимый след

      Олень жил по совести, очищал сердце от помыслов, но ему снился сон, будто он наследил на медвежьей тропе. Клыки волка шрамом легли на душу. Сквозь туман мелькали картины прожитой жизни, оставляя на лике морщины. Открывал истину жизни, тянул рога в небо, оглядывался на оттиски зорь. Дожди смывали ведомые тропы бед, ветер заметал последствия бесславия. Страсти на половину изжил, слёзы в очах узрел воочию. Запутал отметки на пути матёрого зверя, надеясь остаться в живых. В закоулках звёзд столкнулся с Большой Медведицей. Свет струился с небес, всё смешалось в сознании. С испугу лягнул тьму, прочь побежал по лунному следу на росе. Душили боль и испуг, олень боялся радости, создающий рубцы в характере. От терзаний сверкнула на виске седина, он осознал жизненный смысл. На камнях тянулась цепочка следов от копыт кочевого стада. Рядом с оленихой растратил жизнь, поверив в мечту оставляющую след от сильной любви. Олениха помолодев душою, в утробе несла оленёнка.

            Навьюченный волк

      Владелец кочевал верхом на олене. На стоянке разжёг костер, оленя отпустил щипать ягель. Волк мучился рабством тления и вонзил клыки в оленя. Цедил кровяной закат олень, со слезами на глазах просил зверя не спешить. Уверял хищника, что скушав плоть, завтра он опять будет голодным. Пригласил волка на стойбище, где ежедневно пекли лепёшки и коптили добычу. Олень обещал волку, если не растерзает его, в стаде будет жить сытно. Волк поверил, согласился идти в гости к оленю. На становище, волк заметил, что у оленя на боку истёртое клеймо раба рабов, спина в гнойных шрамах. Волк засомневался, от лёгкого бремени истиралась шкура. У чума-жилища хозяин подал оленю лакомство соли, надел на становой хребет седло неволи. Нагрузил вьюки с грузом и отправил в трудовой путь. С равными правами волку подали кость, одели ошейник ига. Зверь обомлел, мотнулся взад-вперед, не желал пожизненно служить рабочей силой. Раб греху гордо сбросил хомут. Побежал по тайге с пустым нутром, не пошёл по тропе завьюченным. Невольник стаи от лжи повернул к небесной истине ради свободы волчат. Волк завыл на Луну, личная ответственность перед логовом зазвучала эхом.



            Болотный вздох

      Всеядный медведь бродил по тайге, питался корнями растений и ягодой на кочкарнике. Жир нагулял для зимней спячки, решил вытащить лося застрявшего в болоте и вкусить дохлой плоти. Чуя опасность иждивения, ворон напоминал быть внимательным. Каркал держаться тропы, по которой пришёл, справа была няша, слева трясина. Самонадеянный медведь не находил разницы между ними и провалился по пояс в вязкую жижу. Не мог шагать, лапы проваливались вниз, тина засасывала. Барахтался по горло, увязнув в грязи, уныло томился. Мыслил без паники, прощаясь с жизнью, думал, как её изменить. В трясине дольше мучился, в топи быстро задыхался. Раб падали душераздирающе стенал, узрев знак надежды безразличного Солнца. Желая облечься в небесное логово, жалко вздыхал об усыновлении. Ворон сел на ветку тальника и согнул её к когтям и клыкам. Ухватившись за соломинку, бедолага выбрался на сушу. Тесными оказались врата и узок путь, ведущие к духу жизни, немногие на нём дышали полной грудью и радовались судьбе.

            Истязание чувств

      Началось листопадное время. Сурок жил в вечном кошмаре, заметив опасность, вставал на задние лапы, свистел про любовные муки. Таскал для семьи на запас в кладовую отборный корм, озирался вокруг. Мохноногий сыч сидел на дереве и ухал. Испытанный огнём и водой сурок трясся от ужаса. Без лишних обещаний настороженно выскочив из временной норы, высматривал вкусную листву. Без обуз терпел сверх сил гнёт страха, переносил искушения чувств на прочность. Торопился покушать и уйти в супружескую спячку. Ветер пронёсся по увядшей стерне, заботливому зверьку не хватило смелости укрыться от мнимой напасти. Опрометью суетился в разноцветном дожде опадающей хвои. До помрачения разума пугали перемены погоды, кусали заморозки. Медведь собирал шишку-паданку, волк ждал, пока загустеет подшёрсток, лиса грелась на Солнце, в небе парили хищные птицы. Одержимый страстью бегал по косогору к зимовочной лёжке. Рискуя вырывался из когтей, ускользал из клыков. В ум боязнь в не вселилась, плоть не погубил испуг. Супруга разодрала душу надвое, сердце укрепила прочностью семейных уз. В уютном гнёздышке от ненасытной жажды счастья сурки полюбили тишину.



            Огненнокрылые звёзды

      Туманом обласканный закат в укладку небес сложил огненнокрылые звёзды, загадал мечту на лунные лучики. Порождённый всполох невпопад осыпался искрами. Сажей ночи усыплённые горы увенчались оперённой радугой. Потеряв призрачный покой, непроглядный сумрак ушёл навстречу облаку. За оленем не разбирая троп, брёл разбуженный медведь-шатун. Зарница гнездом поменялась с громом, молния снесла яйцо в туче. В пригоршнях дремот высиженная Луна выпорхнула в зенит. Окрылённое светило несло небесные гостинцы к земле. Радушие засияло в вечно новой душе у Полярной звезды. В игре теней замерцал семицвет, льдинками на дне засинела оттепель. Капелью простуженный медведь сбросил с плеч зимней сонливости груз в подтаявшую снежность. Под раскидистым кедром склонил голову, попробовал вкус забытых ощущений весны в чашечке первоцвета. Стал несдержанно грезить об открытых воротах жизни с рыжими веснушками мхов на дальних хребтах Млечного Пути.

            Слёзное озеро

      Солнце разрезало лучом зарю, в сумерках утонул закат, затмение предало мгле Луну. Обрушился край скалы, перекрыл вход в котловину. Иссяк ручей, вытекающий из ледника, питающий водой птиц, животных и ягель. В дыханием сна высохло цвета неба слёзное озеро. Засох ягель, завяли заросли кедрового стланика, похудели олени. Птахи в страхе улетали прочь через отвесные стены. У засохшего дна медведь напрасно искал влагу среди песка. Плыли воспоминанья в душе, медведь ревом ревел, утопал в слезах, просил звёзды не оставить горы в беде. Рыл сырой щебень на месте истока, горечью питал капли горя. Копал в темноте, терпением наполнял до края русло. Учился видеть смысл, где его не было. За веру желал получить спасение, продолжал ворошить порыв из каменных брызг. Питаясь росой и сухой корой, ручей просочился сквозь камнепад к холодному отсвету разума. Тень ушла с лика Луны, озеро стало чище, впадина богаче, надежда крепче. У медведя окреп медвежонок. Безрассудно доверял тому, чего не видели другие, в награду за веру замечал то, о чём догадывался. Умилением облаков умытую Луну, из помрачения сознания возвращал к озарённому осмыслению небес.



            Беззвёздная ночь

      Перезрелое солнечное семя закатилось за горизонт, залило раскалённой страстью зачатки облаков. Обожжённая огненным поцелуем заря, затмила Вечернюю звезду. Черной стеной сомкнулись скалы, в сумерках исчезла нить тропы. Судорожно глотала камни река, протёрла глаза болотная сова, нервно вертела ушами кабарга. Пытаясь рассеять мрак, олень не ушёл вдаль. Бесцельно блуждал по ягелю, в душу оседал метеоритный дождь. Олень вспомнил то, хотел забыть, мечтал изменить жизнь. Ветер молчал, дрожал полукруг растущей Луны, падали звезды излучая мрак. От похвальбы собака надавила на ощутимую мозоль. Таёжник у костра из опавшей хвои сплёл амулет снов, поймал мечты в ладошку. Тронув пустоту, искра закатилась в дым, стирая грани дозволенного ночь потемнела на стезе к заре, выгорела в рассветной прохладе. Из утробы тени пророс сеянец Солнца, стебелёк света зацепился за каменный узор, завязь распустилась цветком утра. Луч истины озарил сверкание капель росы над бездной тьмы.

            Твёрдая стойкость

      Странствуя по крутым горным склонам, таёжник падал и поднимался, спотыкался и взбирался и пришёл в отчаянье. Остановился в раздумье, тропа оборвалась у выступа утёса. Страх и сомнения сбили с пути слепое счастье. Осознал отсутствие памятки, ведущую к воплощению задуманного в жизнь. Уповая на небо, не повернул назад, увидел след, свернувший за скалу, но вскоре угодил в каменный мешок. Таёжник осмотрелся, в скале нашёл щель-выход. Тянулись тупики и обрывы в путаном пути. На вершине мерился силами с ветром, блуждал в снежных тучах. Терпел лишения, изнурялся трудом, опасался хищников. Тонул в болоте, осекался на камнепаде, изнемогал заботой. Чуял тепло Солнца и холод Луны, не обходился без доброго огня, пищу готовил на костре. Чем дальше шёл, тем шире открывался проход к призрачной цели. Разум видел промахи, исправлял их волей. Устремлению вверял сердце, вера жаждала стойкости. Размышляя, разум созерцал мир со всех точек зрения, ценил, что от жизни получил. Ошибка вела к истине, упадок делал выносливым, трудность прибавляла мощи. Характер вырабатывал без недостатков, мечту воплощал в реальность.



            Подорожник

      Суховей рвал плоть тумана, на скалы сметал горечь слёз. Заря терзала увечьями острые рожки Луны одиноко шедшей по небесным хлябям. У черты сумерек Звезда утра обожглась о рассветный луч. Головёшкой упала вниз, не выгорела душой в пепел. Склонила тлеющий уголь к земле, устала плакать навзрыд. Сердце стыло, превратилось в кровавую каплю, дрожь пробирала до шлака, слёзы срывались с искр. Печально побрела в бремя цветущих распадков и окончательно поблекла золой. У таёжной стези под высокой травой встретила подорожник. Цветок утешил дух прохожей звезды, заслонив листьями от солнечных ожогов. С лепестков охлаждённой влагой исцелял страдания, отмыл невзгоды. Звезда обрела душевный покой. В мире ожиданий отболел жар мучений, звезда ободрилась. Оживился пыл пламени, ищущий вехи на пути ввысь. В зените разверзлась мечта, связав удачу со стезёй разлуки. Тенью шла навстречу судьба, даря надежду, вела к истоку правды в багряной заре. Устремив взор на окрылённую звезду, подорожник окропился вечерней росой. Взошедшая звезда тихо разнесла по ветру семена света подчёркивать красоту рожек Луны в кружевах неба.

Читать книги о Тофаларии

• Читать книгу "Ленточки странствий"
  

• Читать книгу "Ловец Солнца"
  

• Читать книгу "Катышиндигеру"
  

• Читать книгу "Тропа в рассвет". – Иркутск : Артиздат, 2020. – 400 с. - pdf
  

В добрый путь

      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич