Жарком обожжённая роса
Жарком обожжённая роса
Свистом золотистых ржанок пробудилось кочевое жилище, Луна обожгла метельным холодком Солнце. Взлетело облако ливневым крылом, ощипанные перья разгорелись зарецветом. Утренняя звезда тлеющим углём прожгла утробу ночи. Копытная суматоха пронзила дремучий бурелом, сохатый на прогалине вытоптал ягель. Под взором звёзд ожила трава, расплескался ручей вокруг укутанных в камни косогорий. Залётный ветер свил в сердце гнездо. Спросонок медведь рявкнул в потемки. Лохмотница сова плакала в тишь дупла, совята загляделись на рога Луны. Унылый щебень изгрыз туманы судьбы. Прохладные росы легли на огненные цветы. Остудить непритворный пожар лепестков желала капелька, но впиталась в пыльцу и исчезла без следа. Сквозь зыбь хвои и трепет бересты Солнце воссияло, заревым лучом поправило протяжение откровенной тропы.
Звездотечный плеск
Закрыв глаза, Солнце упало в закат. Ночь из звёзд лепила логово, связав сыпь замершей яви и забытых снов. Морщинистая Луна петлёй обняла мглу, свистулька-ветер подул на росу. С ресниц отряхнув слёзные ливни, олень копытом задел огневую теснину, открыл теплящие очи зари. Млечным путем меж распадков и зубьев гребней потёк дождевой ручей. Зыбью погружался в пучину памяти, смывал соль с губастых скал, стирал мозоли камней. Прилив путался в раздумьях, ютился во мхах, терзался в мыслях. Хвост метеора разрезал нож Луны, прожилок врос в покой чернотропа. В уязвимом сердце возбудил рассвет, лучи плясали на выжженной золе тьмы. На взгорьях топких лугов и ощеренных кустов страшился заблудиться. В бурунах затеплился разум забвения огоньком памяти, мерцанием связал плачевность капелей. Луна окунула уста в парную струю, насытилась всласть молоком. В хвое ожил аромат смолы, поток бурлил свежестью ягельных игл. В волне туч искрилась прибойная рябь воды, в зыбке брызг отражала сияющий зной души.
Истинное имя
Вечные небеса запоминали имена оправданных предков. Родители выбирали название соответствующее рождению ребёнка. Высшая воля выражала надежды, вложив в душу дух. Оживляющее прозвание не постигалось, одним словом. Пароль выражал сущность затаённого дыхания. Фамилию уберегал поведением и личной чистотой. С внутренней преданностью помнил и искал, уповал и величал, озарял и взывал, опасался и рисковал присутствию защитного покрывала звёзд. Во время странствий по просторам правоты познавал путеводные светила по судам и милости, тени распознавали суть его клички. Звал оленей по ярлыкам, дающим власть над стадом. При совершении чудес сильный честностью титул тайно записывал на охраняющей скале. Своё отчество своевольно не ставил выше тщетности всех. Прижимал к сердцу звание ищущее вход в безвременье. В жизни получал прозвища славы и обвинения, рассеивающие сомнения. Пробуждаясь от заблуждения и слепоты, разумом стремился к радости жизни. Отличал истину ото лжи, не возвещал будущее от имени магических сил. Под угрозой забвения нечестивая речь тяготила. Слухи хранили доверие к добрым делам, верность длилась силой в потомках.
Сговорёнка суженая
Тайга от любовной тоски не неволила волка сближаться с чужими замужними жёнами. Поджарая волчица иссушила душу матёрому, без зазимка ревнивое сердце вызнобила. Сорви-голова перестал шататься по чуждым лежбищам, собрался жениться. Одобрила свадьбу седая старуха-мать. Медведь-сват наперед пропустил волка, наступил на лапу. С переполоху волк поглядел на него суровым взглядом. Медведь извинился и разбудил волчицу-девицу сонную, с залёжки привёл знакомиться к пригожему. Наивный жених увидел, невеста пришла с охотничьего гульбища. Волчица откупались добычей, но волк выбрал по чувству суженную. Языком-огнём черпнул ледяную воду из проруби, позвал замуж молодицу. Тяжело волчица жила без друга наречённого, сойтись согласилась не задёшево. Покатилось по облакам Солнце. Зацвела хищная власть вольная, понял волк, молодой волчицей-сговорёнкой слюбится-сроднится. За выкуп медведь проводил их на свадьбу раздольную. Лисами и соболями наряжённое логово вёл душечку обручённую.
Искание странствий
На роздых в ущелье упало Солнце, дождь размыл изгарь зари, Луну сжала тоска, знаки странствий встретились на тропе. Облака отреклись от Путеводной звезды. Вертишейки разлетелись в разные стороны. Кочевали олени в поисках грибных пастбищ, следом за ними твёрдой поступью шёл туман. В спорах ветра и эхо терялся смысл, разум рисковал заблудиться. Устав от однообразия скитаний, ум мурашками по коже бежал за мыслью. Духовно рос, мечтал во сне, устремлялся к небесной цели единства судьбы и мудрости. Душа с чувствами без граней не умела завершить искания. Легкокрылой совой облетела края света, крылом ловила желания, дыханием ласкала мечту. Вдыхала суть Вселенной, вздымала хвою, замирала, мучилась ожиданием. Свет бил в лик, тормошил, волновал, звал вдаль, ранил до слёз, улетал прочь без заноз. Останавливал время, вслушивался в сущность будней. Из любопытства заглядывал в будущее. Солнце бросалось на смерч надежды от пылкой нежности Луны. Внутри сердца тлела бродячая страсть. Призрачно чистый вихрь искал приключения, при расставании тошнил. В сладком плену дуновения воля не смутилась, развеяла в прах страдания, оставила в памяти свежий ветер перемен.
Круги на воде
Козерог жил на отвесной скале у горного озера, словно сон проходили годы в тишине и ожидании. В завесе мглы омрачённых утёсов стоячая вода желала омывать рассветную зорю и плескаться в лучезарном отражении звёзд. Разглядывая прозрачную влагу, бык ничего сверх щебнистого дна не различал. Пролетающие мимо нырки в глади замечали лунный путь. Козерог набирался терпения и стоял неподвижно, птицы камнем упали на поверхность основ жизни, от точки приводнения разошлось волнение распустившимся соцветием. В поиске смысла метался восход излучающий луч. Всплеск шёл к береговой стене, оживил лишайник и пространство вокруг звездопада, рыбу вернул в чувства. Стая взлетела зажигать заревые миражи, увесистое ограждение гор расступилось, утро стало светлее Луны. Радужные кольца изменили судьбы светил над отлогим уступом, качнули отсвет. В тихой надежде козерог озарился улыбкой. С легкой душой нашёл своё сердце в забытой мечте, по вершинам гордо на голове понёс рога навстречу летящему Солнцу.
Ложные утраты
Вершинный склон открыто высился перед небом. Таёжник с оленями блуждал у истока, вытекающего из ледника хранителя золотых россыпей. Из трещин скал ручей вымывал крупинки. В смекалке обострилась внутренняя борьба двух желаний. Одно стремилось беспечно витать в облаках, подставлять плечи Солнцу. Иная тянула назад к восходу Лун дрожащих в руках и волнующих обычные чувства. Песчинки сверкали на дне, на волнах нежно блестели рассветной зарёй. Рассудок складывал самородки про запас в кучку из тысячи солнышек. Оторвавшись от правил, горечь воздыхания наледи, сравняла залежи золочёных лучей с грязной породой. Ум оторопел от коварства. Потерял всё, что целую жизнь копил. Звёзды превратились в солёные капли пота, руду обступило стадо оленей. Обитая не от мира сего, не обращая внимания на корысть, звёздная ценность отразила увёртки сердца. Льдины не могли ничего отнять у пламенеющей зари. Потеря казалась мнимая. Без запинки смирно пошёл лёгким шагом ввысь, не горюя о потере приманки. Все сокровища души остались на месте. Луч Солнца сверху отразился в лужах. Кручина заблудилась в пустяках. Утраты лжи самородками уносились по студёным струям воды.
Музыка Земли
Суд природы страшил грохотом грома по воплю талого ручья. Взревел ураган, криком гнева эхо улетело в небо. Бубен тужил отчаяние сердца. Ему вторил завораживающим гудением комус. Металлический язычок, закрепленный одним концом на деревянном каркасе, свободно двигался, вспоминал звуки забытых оправданий. Стукнув пальцами по язычку, таёжник создавал вибрации, передающиеся в ротовую полость, служащую резонатором низкого и мощного звучания. Изменял контур, достигал различный окрас отзвука навевающего трескотню певучих глухарей. Комус прижимал к зубам, сохранял промежуток, позволяющий проходить прошениям. Мизинцами играл мелодию вечного времени Земли. Извлекал рокот губным, языковым, глоточным, гортанным способом с работой дыхательных путей. Во время игры изменял протяжность звонкости, громкость, силу вибраций. Выдавал ясные ноты маеты, наигрывал ритмичные мотивы ветровалов. Признавая житейские раздоры, с вдохновенным вихрем ввысь взлетала раздутая душа.
Камень препятствий
Зенит небес взглянул на тлен. Гора испытаний возвысилась, краеугольный пик рухнул в груды развалин, замыкающая свод скала не устояла. В воздействии ветра из обломков праха глыба скатилась к подножию несгибаемой вершины, сокрушать пласты расколов. Безжизненно осевшие в бездну ущелья рябые грани одушевились. Открыли указанные глаза, услышали голос выси, трещиной рта шептали послания ожесточённым сердцам. Примечая добрые поступки, камень рос в громаду, полнил землю смыслами стойкости. Препятствовал злу на пути к достижению цели. Заслонял лазейки коварностям, набивал ушибы за измену, толкал на обочину мнимость, лжи не оставлял сил шагнуть. О махину спотыкалась пакость, разбивалась скверна, сохла грязь лицемерия. Хитрость сомнением теребила разум до безумия. Откликнулись убогие души из затруднений обмана строить отвергнутую твердыню правды. На живой ладони минерала заключали клятву, вкушали пищу совести, на крайностях судьбы сохраняли от падения чувства. Сделали сердцевину главою угла утверждать крепость истины разумом. Валун не судил грубо. Оступившийся смысл рассудка обновлял, менял будни воспалённой сметки к осознанию безотчетности.
Скрытый просчёт
Таёжник встретил медведя и засомневался, что худ он для жирного блюда. Боялся, что привыкнет добывать ходового зверя. Пугался промахнуться и вновь испытывать судьбу. Решил подождать и отпустил бедолагу нагуливать тушу для зимовки. Медведь взглянул на бездельника. Робел пройти мимо, думал потерять шкуру и загрызть в отместку. Знал, будет помыкать им летом, не отстанет в мороз, станет досаждать при спячке в берлоге. Захотел подождать, пусть ленивец первым проявит сокровенные замыслы ума. Решит, как поступить, испив пот с лица. Смотрели в зрачки, видели намерения сердец, думали не без причины о миге кончины души. Оба выбрали не обострять скверные отношения и разминулись. Медведь пошёл звериной тропой, охотник человеческой. Волк позабыл о страхе и не прошёл мимо кабарги. Знал, упущенную возможность не вернуть вспять. В данный момент появилась пища и если сегодня сытый живот, завтра станет голодным. Предаваясь доводам, упустишь поживу. Оглядка не даст случая выжить, отнимая чужое.
Озарение светом
Сезоны сменялись. Вне прошлого и будущего спал ум в неизменности бытия. Кочевые тропы к пастбищам пролегали вдоль берегов горных ручьев. По путям предков ездил верхом на оленях, уклонялся от хищников. Охотничье мастерство являл на извилистых подъёмах и спусках. По окольным следам бродил пешком, скрывал истинные чувства. Тратил здоровье на выбор направления, допускал промахи, опустошал разум, расточал счастье. Путался в лукавстве, запинался о коварство, ослеплялся тьмой. Уходил от тягот, поступал непредсказуемо, шагал неправильно, удалялся от сердечной прямоты. Падал под откос, не замечал луч рассвета, крошил суть на суету. Невпопад блуждал, выбирал удачу в судьбе, находил обратную сторону беды. С полдороги назад робко топтался на месте. В муках рвал тленную жилу жизни. Солнце наблюдало за поступью заблудшего смысла. Луна забирала на покой не очищенную душу. Желая избежать суда, сохранял непорочность в строптивости, исправлял ошибки прошлого. Не замечал боль, доверял силе. Встав с колен, не склонял голову. По знакам неба направлял стопы. Луч, проникая вглубь очей, украшал звёздным венцом дух, в тупике пути выводил к озарению светом.
Мгла отмщения
Глухарка преступила болотную грусть, тоска отлегла от грудины. Олень рогами из ручья достал Вечернюю звезду, тени задрожали на лунной тропинке. На отростки багульника посеялись семена шиповника. Оборотнем медведь сорвался со скалы. Волчица в логове потеряла волчонка. Протестовало нутро против ненаказанного злодеяния. День и ночь щенки просили о спасении от необузданного разбоя. Не нарушая таёжные заветы, мать развеяла сомнения осуществить расплату равнозначную нанесённой обиде. Искупитель похищенных жизней узнала врагов, замышляющих истребить серых хищников. Храбро пошла навстречу судьбе, возвращать кровь роду. В ночь отмщения по всходам облаков ударил молниеносным пламенем гром возмездия. Луна ушла за живыми печалями. С поруганных небес Солнце упало на колени, последним лучом осветив острый клык. Без долгожданной ласки зари, трауром отплаты пролился дождь слёз, смиряя негодующее сердце. Душа приоткрыла очи, на руинах золы победной мести тихо тлела искра любви.
Западня изъянов
Зверолов караулил изюбрей в засаде, заметил подбирающихся к солонцам волков. Стая завалила телёнка, утоляя голод, разодрала плоть. Волчица стояла в стороне от разгула. Испугавшись лютой свирепости, человек побежал искать укрытие, но попал в каменную западню. Кровожадный вожак шёл за ним побороться характерами, оскаливал клыки. Прыгал, кусался, в азарте бросался повторно. На отстое защищался несчастный таежник, отвлечённый от осмысленных дел. Рискуя жизнью, принёс хозяину гор поспешный обет породить бесправный произвол. Стал опрометчиво охотиться на хищников с помощью слепой петли. Возвращаясь в логово, матёрый задохнулся в узле троса. Загоняя глухаря в убежище, волчата удушились в капкане. Теряя детей, мать стонала, выла, обезумев от горя, бросилась в удавку. Радуясь превосходству над уязвимой добычей, навлёк на себя бедствие негодяй. Получив удачу ложью, попал в силки зла, душу загубил замутнённым разумом. Горче ужаса стала коварная голова, сердце лукавством, руки подвохом, ноги оковами. Волчица рванула уду, ловчая закрутка лопнула. Раненая зверюга набросилась на ослеплённого попранием изверга. От падения в бездну изъяна спасла поступь вспять.
Сила невинности
В закоптелой тьме выгорела заря вечера, Луна осветила простор сна. На щебень голыш облако вытрясло снег. Град сломал ветвь осины, с малышом под сердцем споткнулась лосиха. Пришёл в белый свет лосёнок-крошка с огнём в неспокойной душе. Всхлипнул ледник, трещали кедры, о терзаниях плакала незримая сойка. Мерцал всполох, у волка забурлила в жилах кровь, телок дрожал под листом березы. События исходили с небес, очаровывая судьбу сверх силы. Дитя привыкал к усобицам, обходил гнёт зла, страшился порчи. Искренность испытывалась хищниками, непогодица требовала верности разума, отклик оттачивал характер. Воздуха не хватало груди от невзгод, тянулись превратности жребия. Опытность дарила надежду, изливаясь в разуме духом любви, телок возрастал к величию честности. Свет Путеводной звезды почтенно в зрачках затаив, лютый дикарь вернулся к исходной невинности, начал выпасаться воедино с копытными. Одержимый мечтой, из тени заката шёл оленец по тропе суеты к семейному счастью у древа жизни.
Невольник хождения
От подошвы ног до головы оленевод был кочевником. За оленем ступал по вылазным тропам, не терял свободу на охоту, не попирал покорённую сущность. Под Путеводной звездой не уклонялся с лунной дорожки, обегал пагубу. Падал к подножию встречных гор. Покорно садился у лап медведя спящего на берлоге. С просьбой хватался за когти орлицы. Не стенал от труда, не зависел от ненастья, выходил из удушья рабства. Узник ветра не угождал плоти, не подчинялся скверне. Предвидя будущую подлость, оберегал честность пред оком Солнца, не раздражал лучи поступью по кривым теням. Зависел от сохранности наследного стада, заботился о малышах, измученных отпускал отдыхать. Невольник хождения в подзаконных делах шагом мерил истину души в обмане сердца. Пленник надежды давал клятву, преклонять колени перед рассветом. Выражал скорбь, ударял по бёдрам. От усталости не гнулся, от боли не прихрамывал, от лести колебался. Возвращался из плена алчности, срывал узы со стоп, в скорби бродил босоного. Вымыв мозоли росой, отряхнув с пальцев прах хвои, твёрдо стоял на скальной почве стойбища. Зябли камни, слабла тленная походка, в огне брусничника завещая пламенеющий след.
Оленёнок-ромашка
Снег осел, стужа укатилась в забытьё. Ветер искрошил наледь на скалах. Ночь напролет ухал филин в ожидании гостя. Лист закружился в мутной воде у утеса. Ступая по гальке, изюбрь перешёл ручей, кряква намочила лапки в пенной волне. Обиталище муравьёв раскрыло проходы на волю, от молнии шиповник задорно расцвёл. Мохнатая гусеница замерцала в росе на кочковом ягеле. В иглах хвои притаился оленёнок нежный, словно лепесток околоцветника. Непроглядные глаза тревожил яркий блеск. Чуя себя хорошо шёл на тонких ножках по отчим бороздкам, пролазил по сугробам. С плеч бросив Луну, сливался с земной тенью, смотрел на нивяник с верой в счастье. В неведомый сердцу мир сложил крылья углушень, уснула рысь. На зарёй освещённой поляне заблудилась душа в россыпях сияющих радуг. С сини неба звёзды пали в медосборный зной бутонов. Скрасив свет рассвета, склон горы окрасился в ромашковый покой облаков. Оленёнок в очах разума сохранил капли расплавленного Солнца на сердцевине цветковой пыльцы.
Олицетворение смыслов
Перед ликом неба олень ощущал присутствие высшей мечты, искал прозрение светлее звёзды. Одушевлённая морда выдавала настроение. Обличье отображало изменения чувств, меняло вид добра на огорчение. Указывало об измождённости и печали, намёк выражал подлинную сущность. Сочетая чистоту и энергию Солнца, озарялось молнией. Встретив ненастье мрачнело. В опасности стремилось скрыться, отвращалось от порчи, раздувало ноздри от гнева. Полыхало от боли, бледнело в стыде, краснело от рыдания. Закрытое рогами отторгалось зреть скверну, задирало нос в зависти, молча печалилось. задумчиво радовалось, искало пищу, безотрадно овеивалось ветром. Устами ободряло стадо. Лицемерно пряталось от истины, отчаивалось ото лжи, уразумение вспыхивало усмешкой. Осознав заблуждение, прояснялось вдохновением. Умытое росой, сверкало от восприятия. Освежив сокрытые мысли, начинало сиять. Намеренно взирало в твердь поднебесья, открыто требовало повидаться лично Луну. Светильники тела глаза хотели помощи, ожидали милости. Осмыслив сущность бытия, улыбалось отторгнутое сердце. Узрев постижение окнами души, олицетворённое животное воплощало очеловечение.
Зимнее оцепенение
Оставив яркие пятна на облаках, унылое Солнце опустилось в самоцвет. Лисьи очи-огни мелькнули в оголённом кустарнике. Олень с сожалением вздохнул об увядание сердца. Между мхами тропа подернулась льдом, бурный ручей надёжно закутался в снег, Луна накрылась хмарью. От себя прячась на миг, медведица окунулась в сон зимней спячки. Под заботой тьмы сластило усыпление. Забытье не пугало мудрость. Чутко дремлющую мать подстерёг кошмар, что вернулся медведь-шатун усыновить медвежонка. В страхе бессонница заклинала уйти бродягу, боролась с исступлением. Отсутствие откровения равнялось ночи без видения. Ленивица отошла от оцепенения быстрее провидческого прозрения. Утренняя заря света проникла в берлогу через ветки хвои дремучих дебрей. Возносясь от земной мечты мятущейся душой прижавшись к лучезарной груди Солнца, кедровка в вечность взлетела. Уймой усердных забот явь неба не оставила утомлённое чувство. Первенец-медвежонок, пробудился для стражи межсезонного бодрствования.
Мать сердоболия
Волки растерзали вожака, ранили оленёнка. Мрачно усмехнулась гроза, утихомирился карающий гром, остыло раздражение молнии. Осознав урон стаду, животное мучилось от кошмара. Не надеясь на пощаду лютых зверей, олениха в гневе думала о возмездие. Призывая несчастья на головы хищников, позволила ощущениям обозлиться. Рожками бодала всё подряд, сталкивала волчат в ущелье, вредом приумножала ничтожность. Не отомстив жестоко, не могла жить спокойно, глушила грусть. Мысли об отплате отравили чувства, глодало безразличие, ожесточились поступки. Разум воздержался от расправы, истёр дикость из памяти, отдал право отместки высшей силе зенита. Терпеливое к врагу Небо-Мать сердоболия рассыпало щедроты любви слабым душам. Прокладывая тропу среди туч, Солнце скорбело сердцем, теплилось заботой. Усмиряло страждущих тварей на краю погибели. Луна ободряла бедствующих сирот. Мучение огорчало дух, жалость утешала горести, оказывала милость хилым. Олениха жила с болью возражения, чуяла сострадание. Отзываясь на терзание совести, милость зари взлетела над судом тления. Прощение животворило плоть, мудростью взятую в вышние уделы лучистого рассвета.
Вне времени
В упор глядя звёздам в очи Солнце скрылась из виду, следом поднялась Луна. Закатная заря от вершин наклонила тени. Окрылённый мотылёк вспорхнул во влажную прохладу нектара исчислять мгновения. Вне времени угрюмых бдений не внятные стали видения у грёз наяву. Груз души тонул в зыбучем песке безвременья. Не стыдилась сговорчивая совесть волка, накрытая с поличным. Вопль жертвы пробил скалу, плоть рухнула в прах, эхо развернулось. В скованном ужасом угодье переживала судьба спасение в вечности. Ветер страхом тронул кормящую грудь лосихи. Капля дождя упала на лист багульника, к бруснике потянул губы лосёнок. Позабыв о рассвете, в облачном гнезде Луна из клюва кормила ожидание. Покорному сердцу открылась тайна дорожить моментом. Некогда далёкие зарницы стали близки в сплетениях мыслей. Отчуждённые враги примирились чувственностью. В порочной усладе кедра жизни мрак трепетной хвои засиял отсветом. Восход просветил откровение сновидений, тянущихся к мигу полнокровного грядущего.
Знак чуткости
Ночью олень не признал сны, прикрытые огневым озарением. Поутру перистые облака обезводились. Гроза над вершиной смиряла гром и молнию. Скучала злоба по раздору, разжигала вражду, обманывала счастье. Ссорились ненавистные выси зависть и порча желаний, вздорили гордость и гнев, спорили яд и ненависть. Спор сгубил любовь. Горы отреклось от зенита, свет и тьма объединились. Постигнув до конца недостатки, скорбь озверела, проснулась истина в величие пощады. Дождевой потоп истребил порок, боль ободрила надежду примирения. Пройдя ярость и нытьё, мимолётность жизни взлетела ветром, сердце таяло росой, мышление опёрлось на ум. Сквозь отвращение пробилось озарение, осветив искру знамения чуткости. Развеялся страх, в блеске капель открылась израненная душа правды к радости жизни. Из тоски разочарования вышла облачённая в доверие звёзд Луна. Из возмущения легла под покрытие заботливой удачи. Иссохшая морось искренних слёз изменило судьбоносный дар разума, мерцающий Звездой зари. Сияние цветоносным восхищением обняло луч рассветной судьбы. Улыбнулось восходу не истощённое Солнце, повелением радуг установило согласие между землёй и небом.
Неуёмное сердце
Луч Солнца сорвал ярость стужи в ветродуйном ущелье. Вьюжным всполохом звёздных очей засияло небо. Из ледяных оков в глухой закут ушло метельное эхо, ручей ощутил в горловине ком. Лось содранной кожей с копыт сломал искристый наст нехоженых троп. Боль затупила ум. Изнемогло тело, грубела обольщённая сущность. Вялость укрылась в дебрях страстей, вздорное желание исчезло. Облако обуглилось грозовым огнём, страх расслабил волю. Луна вздохнула о совести, упование изошло от тайны. Погасшая звезда глянула в лик лося, память сознания присуща ли ощущению небыли. Избирая поступки, бестелесная душа размышляла, испытывала рассудок земными утехами, смущалась от суетности. В бездне удивления искрой затеплился свет мечты. Продрогшее средоточие подснежника согрело наитие в отрадном лоскуте зари. Поросль жимолости обнялась с радушием рассвета. Солнце исцелилось от присущей слепоты. Познав чувства, упрямое сердце нашло внутри взволнованности абсолютную вечность, утешило исходящую жизнь.
Млечный узел
Обжитые миры неба и гор не имели начала и конца. Ими правил полет Луны и Солнца, ветер сдувал надежды, враждебные скалы противостояли облакам. По выси кочевали орлицы, по ущельям рыскали волки, проливали невинную кровь. Стыд подзабыл муки совести. В стихии ощущений увядал и рождался кедр на камнях. Призванный из дебрей олень слабостью отражал мудрость мысли. Не принадлежал пагубе разора, нуждался в невинности желаний. Покоряя ягельные пастбища, в пустоте удерживал смысл, избегал скверны. Впотьмах ложных троп не противился воле Путеводных звёзд. Выбирал стезю между высью и низом по всполохам зарниц. Оборотни таили злобу, явь укрывалась во сне. Жару чувств подчинил стуже разума. Безумно изменялось настроение, унимались умыслы, робела свобода. Ведомый светом свыше дух истины менял сознание. Оживал корень вырванного сердца, очи вбирали небосвод. За преодолением тленной лютости смирились жертвы и хищники. На краю вселенной скрутился в нервный узел Млечный путь, вспыхнул в побуждениях запутанный свет зари. Порвав соблазн земли, озарились сердитые души. Вышли в грядущий разгул, сбившуюся с колеи жизнь завязать сначала.
Взыскание плода
Снег укутал плодоносные угодья, деторождение прекратилось. С усилием воли рыскали ягель отверженные олени, без устали охотились волки. От луча соединённого с сердцем вернулось восприятие отрады, прошлое вымерзло. Разбилось угнетение холода, выдох вернулся во вдох. Страдая от алчности, ужас испытал медведь-шатун. На злобной тропе своенравный хищник задумал получить раскаяние. После кончины плоть вернуть в прах исходной утробы. С надеждой на собственные силы, олень уповал на судьбу. Соболь с очей отёр слезу, взглянул вослед каркавшему ворону. Вернулись перелётные журавли славить крыльями небо. На пенном перекате талая волна истончила ледовые преграды. Меж скальных пиков открылся перевал с продрогшей березой. Сойка щебетом утешила медвежонка вышедшего из берлоги. В мглистом омуте по падающим звёздам побрела расцветающая весна радоваться о соцветиях неделимого кедрача в ветвях из мохнатой хвои. Бесплодное естество тайги оживилось в муках рождения зачатков вековой жизни.
Игра проведения
Знакомый с суеверной целью человек играл с будущим бесконечную партию, отроду не брал верх. Вырезал из сучков дерева жизни звериные фигурки таёжных мифов. Одну за другой переставлял оленьи копыта на охоте волков, кочующих лосей, медведя хозяина гор. Рог изюбра прогуливался топотом. Лайка бегала по тайге, искала соболя. Оленёнок каждый ход делал в два шага вперёд. Доходил до противоположной кромки перевала, становился снежным барсом. Стадо кочевало на косой переход. Ничья не зачитывалась, если на хребте оставались медвежата. Отсутствовала перестановка. Стая не соблюдала правил, беспечному сердцу надоела хитрость. Игрун зарядкой ума смещал дичь, понял, у судьбы победить невозможно. Предвидел итог исхода. Не надеялся одолеть вечного соперника, бросил жребий полезных дел лукавству шулерства. Проявляя волю, упорно верил в прибыток, ошибался от ущерба до урона. Не подвергался безнадежной слепоте предвидения и делал ходы до конца. Выбирал меж разумом и надеждой. Провидение сжалилось, позволило выиграть у души, и за очередной шалостью чуть-чуть поддалось. Вознаградила за стойкость, мечту и мудрость, без чего в кедрачах выжить не удавалось.
Чувство целостности
Из подпочвы груди вырастали сорняки. От шелухи дурного внушения иссыхали всходы семян, сеянные в язвах сердце. Трудом природы возвышалось величие силы свободы. Знаки звёзд меняли гордыню на мудрость. В стихийной борьбе сражались свет с тьмой. Олень боролся с судьбой, ясность жизни падала в вереницу наваждений. Вихревое эхо уносило соблазны, обиды, память, хранило волю к кочеванию. Не знал, откуда явился и куда шёл, жил не так, как хотел, страстями заполнял сознание. В волнах бытия и дрожи настроений лез из тупика на простор, из ужаса к безразличию, из неудачи в бессмертие. Победитель разора видел смысл в созидании мечты и жаждал появления разных точек зрения на очарование обнимающее вселенную вечных чувств. Временный на земле ум, умелое тело, искреннюю заботливость, разумную душу рассечённую изъяном соединил с властью мысли. Воплощённый олень осознал цельность, преобразил одухотворённую плоть в воплощённый дух, в новом рождении чутьём познать переменчивую сущность.
Календарь предчувствий
В апреле на огне костра сжигал прошлогодние неурядицы. Запах дыма будил от спячки бурундука, вкус смолы опьянял мородунку. В майском тумане ловился в петлю глухарь. Вскрытием льда угощался Хозяин Гор. В июне шёл с оленем на ягельный луг межгорной лощины. В затянувшийся день года молнией чествовал свежие порывы ветров. В июле с появлением новой Луны духи - помощники уходили обретать силу. Сердце замирало от забот. С первой ущербной Луной по звёздам Млечного Пути возвращалась дрожь души к очагу. Беседовал с предками. Узнавал во сне иного света, о судьбах живых, о будущих бедствиях. Закрывал лицо повязкой, дух не узнавал хозяина, не звал за собой. В августе разбрасывал семена и устраивал листопад. В сентябре по инею равноденствия с оленем спускался в тайгу закрыть тщетные врата отчаяния, собирал шишку-паданку. В октябре в берлогу заводил медведя. В ноябре лайка тропила тропу в снежный простор. В декабре удлинял день к надежде. В январе звёзды смотрели взглядом видных зрачков неясыти. В феврале самородной зарёй излечивал опасение от завзятой болезни. В марте Солнца лучом открывал вход предчувствиям, цветом можжевельника окуривал неизбежность.
Водяная лилия
Селезень свиязь пролетел наследные расстояния, в поиске пищи обследовал болотины. Разноцветьем оперения умел разговаривать с растениями. Из-за неразделенной любви жених окунулся в посевы цветов. В затопленной почве семена пустили корни, взошли завязи. Из крохотного зерна рос красный бутон на поверхности воды, похожий на жар Солнца. Ростку было достаточно света, тепла и дождевой воды. Топкий ил защищал от вредных насекомых и личинок, очищал от отживших листов. Работал по денно, пускал пыльцу в ручей. Щебетал клювом милые пожелания. Страдания о сне гордой купавки, пробудили Луну. Звёздное небо поразилось радению сердца. Рассветная заря оживила сокровенные мечты, из соцветия выросла невеста в птицу жгучего огня, дотанцовывать пламень судьбы. Вдыхая аромат ухаживания за подругой, суженый сохранял границы гнездования. Свистом подзывал нареченную высиживать яйцевую кладку и заботится о вылупившихся птенчиках. На второй день жизни детки взлетели над подскок плавунца, перепархивая по озёрным лилиям. Неукротимая весна нежилась, пела супруга о счастье вне времени, у супруга цветение наступало внутри осмысленной жизни назло недугам.
- Вечно убегающая даль
- Гордость денной Луны
- Раскрытый во времени ветер
- Сила Млечного Солнца
- Росный нектар жарков
- Тепло лучистой надежды
- Разворот тесного времени
- Дождь цветочных лепестков
- Кочевые гнёзда звёзд
- Звезда кочевой судьбы
- Лунная колыбель души
- Горизонт окрылённой мечты
- Лучистая радость рассвета
- Золотая тень равноденствия
- Отсвет заоблачного очага
Читать книги о Тофаларии
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
