Дыхание сердечной жизни
Дыхание сердечной жизни
Луна крыльями шелестела в облаках. Ветер слушал эхо в корнях сердца. Дуновение колыхнуло мечту. Мысль вдохнула в создание жизнь. Луна узнала себя в общении с Солнцем. Опечалилась сойка, на мелких камнях оленец выпил росу. Непостижимая сила прикоснулась к цветению первоцвета разлить порожденный внутри аромат. На волю вырвалось сознание. Любовью пробудился спящий разум. Суть заняла всё поле зрения. От истины творения наполняющей душу кружилась голова. Неверие надеялось на судьбу, заставляя задуматься о жизни. В луче зари жарки склонились к отражению в струе потока. Блики света на воде остановили очевидность. Время изменяло звездное небо для единения. Мудрость скрепила вселенную. Молчание говорило весомее слова, чтобы понять через него, что такое огонь рассвета, которым загорается нутро человека.
Барс-птица
Обитающий на бесплодных кручах снежный барс, был жестоким хищником, но позволял с раскрытыми крыльями орлёнку восседать верхом на своём загривке. Кот поднимал лапы, забрасывал вверх хвост, надолго подпрыгивал вверх. Сверху видел, как козерог-мать родила бычка в присутствии росомахи и набухшими сосцами упала с уступа скалы. Нарушитель акта рождения подошёл к лёжке ребёнка. Выгнулось покрытое пятнами тело, с грозно открытой пастью барс издал крик жизни Солнца освещающего событие. Накинулся на пожирателя падали и детей, пригибая голову жертвы к камню. Он не растерзал матёрого злодея клыками, задавил лицом к земле. Свирепую маску со сморщенным в ярости носом сменил оскал угождения духу Луны-советника. Спасённого младенца усыновил, заботливо катал верхом на своём хребте. С любовью просвещал разум в отношении живучести. Травоядные копытные: олени, козероги, лоси и изюбри паслись на цветочных склонах гор, порой сталкиваясь с лютым изуверством. На мягких кошачьих лапах барс обходил вершины. Честно добывал пищу и светящимися в ночи глазами-звёздами следил за соблюдением отпечатанных небом законов гор.
Вдох лазури
Облака устали рыдать дождём, небо вдохнуло лазурь синевы. В прозрачной капле росы проблеснула Луна, улыбнулись лики звёзд. На ресницы зари упал иней. Студёный ветер приласкал росток кашкары. Глухари запели о любви. Бурундуки дарили подругам жар вздохов. Багульник осыпал лепестки в ручей, весна невзначай вошла в средоточие гор. Оленец счастье видел в достижении мечты, покорять вершины. Достигнув пика громад, терял запредельную твердь души. Обретя вышину, лишался несбыточных недр сердца. Мелькали за светом тьма, отблеск за темнотой. Не поддался лени, вдыханию распахнул грудь. До дрожи вдох нёс облегченье, до боли выдыхал горе. Поверив в неизбежность потерь, оленец ловил закаты и восходы. Раскрыв очи, глядел на несбыточное озарение. Румянец Солнца растопил в запечатлённом чувстве лёд. Луч гасил пережитое сомнение. Пленённая муками жизнь, забыла ложь неволи. След замыслов не исчез в бесцельном стремлении. Тропил тропу непосильных достижений, порождённых видениями воли.
Свет в утробе
В изголовье пустоты Луна увидела сон. Небо качнулось, истина ушла, Кровь угасила мысли. Тело жаждало боли. Зачатый оленец пытал судьбу, рылся в материнском лоне без видной земли, мгла висела над бездной вселенной. Бесполезно гадал, молочная влага капала с сосцов. В лабиринте мук искал путь от мрака к светильнику душ, молнию стряхивал с грозы в источник бытия. Подул на уголёк совести. Пройдя пелену желаний, в слепоту безразличия очей вернул в солнечных лучах первоцвет, в пламени свободы тело озарилось пожаром. В исчезновении обрёл мечты следовать замыслу о нём. Запел сердцевиной облаков, заговорил мудростью звёзд. Младенец осознал мысль частью проблеска, искр огневых долей. Вне лжи понял чувства, узрел, для чего создан отсвет Луны. Вбирал свет разума равный себе, сознание вывел из рабства истлевших страстей, тень отчаяния во тьму отступила. Искал своё место в реальности, отличал добро от зла. Лучистая сила сделала окружающий мир видимым. Озарило снопом чувственного отблеска светоносный̆ купол небес вечное Солнце. Бесцельный мир прозревшего сердца наполнило озарением жизни и по силам определяло сроки. Душа грезила о любви.
Корень жизни
Из впадин глазных глянула мудрость. Из Преисподней выросла в небо вершина дерева. Не оторвалась от корней Вселенной, переступила грань двух миров. Духи предков влияли на судьбу потомков. Добытые шкурки посветлели от гнилушек в костре, очи сияли отблеском Луны в небесном лесу. В кожаную сумку положил огниво, кремень и трут, косточку из ноги кабарги. Подпоясался ремнём с ножом и пошёл смотреть на дневной цветок Солнце. Время остановилось, разум не различал свет. Лучи уносились с искрами вверх. Думал умом, душой чуял, что за облаками тайга богаче и охота лучше, чем в тайге. Верил, с небес срываясь до дна, звёзды превращаются в дар бессмертия. Не погряз в пустых видениях, радовался хорошему, в плохом скорбел. Укрытый смысл Мироздания связался с сердцевиной гор. Каплями крови из глубин добра расцвели саранки под ноги. Нектар чувств питал плоды сущего. Обретя рассудок, сердце спешило жить, шагами безвозвратно мерить тропу к семенам, прорастающим в купол лазурный.
Зыбучее прозрение
Отделив твердь от слякоти, вечным светом даровала прозрение звезда от рождения незрячему оленёнку. В безмолвии чувств мир во взоре перевернул суть сна. Сквозь листья на ветру блеснуло Солнце. Луна призвала быстроногую морось окропить цвет осеннего увядания. В горячую золу осыпалась копоть с чайного котла. Отряхнув с перьев брызги, куропатка на крыльях затянула от жизни раны. Провидец обнаружил жизнь в самом себе. Надеясь на суть мечты, ноги почуяли тропу судьбы, скрученную в круг. Горький опыт обретал реальные черты, ниже по наклонности скользило исступление. Во лжи сердце щемила грусть одиночества. У подножия преображения разум глодала не утолённая жажда правды. Созерцание не сдавалось на милость померкшему обману. Размышление насквозь пронзило лицезрение. В выражение глаз потухло бушующее пламя слепых страстей. Память загорелась неизбывным стыдом. От бессилия вернуть в пристальный взгляд погасший свет, не спалось безмятежной душе под рассветной Луной. Боялась, покинув зов плоти, вернутся в прах земли. На закате озарений небесная слеза отразила леденящее покрывало пороков в зыбучей Вечности.
Резец рогов
Лучами света Луна шагала по облакам. Безрогий оленёнок боялся волков и просил птиц о помощи. Прозревшая сова, собирала тени бабочек и увидела у спящего в берлоге медведя клыки похожие на массивные рога. Оленец отломал у медведя тонкий вырост резца, отходящий от корня. Роговые зачатки одел на свою лобную и теменную кость. Хрящевая ткань пронзилась сосудами и окостенела. Оленец загордиться порослью и словно лезвием топора отогнал от логова волка. Медведь проснулся без обломков зубов, стал их искать. Встретил оленца, тот молодые побеги не отдал, шлифовал острие с двух сторон. Беззубый медведь погнался за ним. Оленец испугался, вернул отростки. Медведь отпрыски вставил в дёсны. Рассердился косолапый, хорошо подумал и решил, что без рогов легко макушке и решил беречь заостренные наконечники клыков. Оленец убежал на вершины гор ускорить рост парных стрел костных рогов. Медведь украшения из клювов птиц и отщепов рогов нашивал подвесками на головной убор для сонных уз.
Лёд судьбы
Луч Солнца плавил ледники внутренних вершин. Кашкара цвела, не зная об увядании. Медведь жить в согласии с потоком жизни, не обращал внимания на превратности и не залёг в берлогу. Опавшей листвой дотлела осень, ледышка Луна укуталась в снежное облако переживаний. Звёзды утратили веру в будущее рождение. На камнях треснул иней. Ветры спустились в низину. Скованная изморозью сойка замолкла. С холодным сердцем звери коченели на ходу. В безмерной пустыне одиночества вдохнув томность метели, обморозил лапы шатун. Колкая гладь небытия истощала заряд чувств, резала душу изнутри. Внешнему застою не дала заснуть бездна отчаянья. Лживая стужа шуги играла с судьбой. Прозрачный холод жёг забереги ума кипятком. Осознав краткость времени, бродяга оценил вечную длительность, освобождающую от ошибок. Усваивал уединённо мыслить о худшем из зол в земных превращениях. Чуял чёрствость провала независимую от разума. Голод удлинял мучения. Сквозь недуги в проруби глаз пустота Абсолюта сочувственно сверкнула цветом вечного льда. Вмёрзший в наледь самобытия равнодушный к гибели медведь вспомнил, как босиком блуждал по росам бессмертия.
Листья-цветы
Из мглы не искало выхода Солнце, луч счастья сгорел. Ослабла заря, ночь остыла, ветер рассвирепел, туча грозила снегом. Палые листья превратились в цветы, замёрзли слёзы ручья, затих щебет плачущих птиц. Грусть гнула к земле гибкий тальник. Зрелые шишки спрятались в хвою. От взмахов крыльев улетающих диких гусей замерло сердце Луны. Большая Медведица в берлоге неба не могла уснуть грызла тоска по рассыпанным мечтами звёздам. Во взоре изюбра ожила зависть к мерящему раздолье облаку. Без прощаний и встреч бурундук спрятался в нору. До крови исколотая шипами ожиданий, рыжую лисицу не согрела мышиная радость. От неизбежных потерь кабарга убежала наугад в неизвестность. На беспутье в прошлое лето не сбылись надежды, безответным счастьем в разбитое сердце вошло ненастье. Олень топтал грязь невзгод, сны тревожил явью. Под гнётом студёных забвений, в снежный покой укутанный перевал уповал на оттепель жизни. Свежее дуновение перемен сделало выдох в прояснении подлунном.
Сумерки дум
На вершинах снег рассеял свет ушедшей зари в серые тени, ночь запуталась в звёздах. Нерасторопная Луна задремала у изголовья венчика цветка. Из трещины неба сумерки опустились на скалы, душа раскрыла глаза. В недвижном тумане к чтилищу скользили ведомые людей птицы, чудились чудеса. В венце могущества путеводный валун, в виде филина-старика затаив силу духа, не дремлющим оком смотрел на цветение души. Отвращал несчастье, приносил удачу. Стоял стеной между злом, выводил из западни теней, являл свободу. Капля за каплей не спеша таял врачующий раны лёд. Мерцали грёзы сомнений в призрачном мареве сна. Время рассвета отмеряла кукушка. Оберег сжал каменный клюв, связка из лент застонала от застенчивой ласки. Поверив в мечту расступилась тьма ясной тропой искать счастье. Чуя очарование крыльями летающий ветер очнулся в лепестках кашкары. По закоулкам памяти гуляло гулкое эхо. Расцветала тайга чарами яви, в росах искупалась заря. Накопив обиду в сердце, на проталине дум разбитое бессонницей Солнце глотало ревнивые слезы вечности. Таинственная жизнь тайги проплывала мимо, оленец уподобился светилу через мудрость зимующих птиц.
Семена стихий
Луна завязла в когтях Большой Медведицы. Страшась одиночества, Солнце разожгло огонь в груди небес. С продрогших камней облетел оцепенелый мороз, в талом снегу проснулся посев. Сияние смерти отступило. Затрепетала туманная мгла облаков над неоплодотворенной горой. Силой мысли ветер по наледи мёл время, разбирал каждое семя, наискосок сеялся дождь. В ручье вода прибыла, насквозь промочила защитное поле зерна. Поглотив свет, изменилась внутренняя пустота тела семени, корни вросли в тёплую почву. Зародыш усилия воли не сгубил в материнской утробе. Отдохнув в тиши, тлел упрямо дух проростка, сердце глотало воздух, не дрогнула судьба. Завязь разума сложила суть стихий в восторг бытия. Проснулись семенные смыслы. Отпрыск вырвался к тоскующей по цветам весне, хранительнице жизни. Взлетели птицы за мошкарой на нектар земных звёзд. На цветущей вершине медведь разлёгся у берлоги. Обманчивое бремя увидело первые всходы превосходящего счастья на внешнем пустыре вечности.
Поток судьбы
Увядающая заря сникла. Побелела окрылённая Луна на нетающем одеяле снега. В утёс застучала мимолетная морось. Опавшая хвоя села на мель, ручей смыл следы птиц. Повеяло свежестью утра. Росой распахнулась тропа. Ветер взлетел по течению судьбы, эхо уносило в разные стороны. Меняло направление, подхватывало и тащило навстречу неизвестности. Искало свой путь, во снах бродило, обошло камнепады, от усталости падало в щели. Отдыхало от ран, возвращалось назад, водило по кругу рождений. Шло сквозь писк и грохот, наталкивалось на случайности. Скользила по надрывному гудению разума, тянулось до бесконечности. Теряло надежду, глупо взирало на берега тишины, отображало звучание бытия, развёртывало сущность жизни. Падало в плен молчания, использовало силу тона. Признавало колебание за нормальное состояние. В нелепостях воздерживалось от затухания звучания. Не губило скрип в душе, укрепляло разумное начало, разрушало обыденность, отстранялось от уже имеющегося шума. Искало опору в потоке неизбежности событий запечатлённых наперёд. Узнав смысл тоски по уходящему звуку, заревел олень, волк полюбил охоту, сердце съёжилось, вечность застыла.
Незыблемость скалы
За незыблемый утёс упала всесильная Луна. Взошло вездесущее Солнце. Дождь печалью омыл снег лежняк. Поток не оставил камня на камне, а разбился о недвижную скалу гордости. Не уверенный в собственных силах оживил камнепад бытия для себя без сокровенных истин. Помнил волк, как терзал клыками лося. Кедровка сама себе доставляла пустые хлопоты. Смолой истекло каменное сердце, крылья устали. Мучили представления об оголённых плитах на непокорённых вершинах. Где реально могла позаботиться о всхожести тайги. Трезво оценивала происходящее днём и взяла для себя в наставники Солнце. Ночью сделала образцом здравый смысл Луны. Во власти лучистого стремления пришёл порядок разума. Воля помогла птице пробиться сквозь устойчивые пики безлистных хребтов и посадила семена кедра в трещинах, сколах и шероховатостях замшелых голышей. Свободно странствуя, дело жизни вновь обрело внутреннюю опору бытия в душе. Сила слилась с небесным началом единой сущностью.
Осознанный риск
Над гнездом облаков кружила Луна. С хвои падали капли росы. Желая избавиться от одиночества, оленёнок стремился в мир надоблачных вершин. Шёл через камнепады и лавины, обвалы и трещины, селевые потоки и паводки, водопады и туманы, ураганы и грозы. Рискуя чувствовал себя живым. К намеченной цели пробирался сквозь страх, сомнения, усталость, боль, тревогу, тоску. Среди холода, жары, ослепительной яркости, нехватки воздуха и усталости гора воспитывала выдержку, самообладание, упорство, терпение. На стыке бесконечностей избавляла от недостатков, освобождала от суеты. Пропасть Вселенной давала ощутить силу, осознать слабость. Не тревожилось сердце, погружённое в покой, теряло злобу, в борьбе с препятствиями познавало волю. Мечта ожидала рассвет, дарующий надежду духовно повзрослеть. На заснеженной высоте ценил то, что осталось внизу. Спускаясь с вечных льдов в долину, вновь переживал весну, заново радуясь запахам земли, радости цветов, не заметных в обычной жизни.
Сведущее сердце
Закат погас, лучезарную мечту стёрла тень. Безумным проблеском в очах ожили звёзды небес. В смутном сне душа внимала тишину в пределах бытия. В дыхании жизни разум стал рабом воли. Семя слезы внутри ока выросло больше утёса. Крылатая вечность лучами стремления перелетела на цветы неразделимого мира. Птах спрятал душевный мотив в дупло дерева предела. Выживал от борьбы вечной и смертной премудрости. Не верил глазам, чудилась пустота Вселенной. Небо узнало силу, двигающую мысли, испытывало утробу страстей на связь мрачной лжи с искрой истины. Потаённое днище нетленного духа чуяла из тучи выползающая Луна. Вспыхнула звезда сущностью света, надежда прорастила семена сути сверху вниз. В душе шелохнулся лепесток сомненья, потусторонняя реальность вела наглядные знамения на тварный мир ветров и облаков. Гроза узрела проницательным взором неприступный огонь в самой себе. Завидев тень от молнии, небо унеслось по Млечному Пути, зажжённый в сведущем сердце отсвет поплыл снизу ввысь по кругам бытия. Питаясь мечтой, проросла мера ветвей, расцвела дарами. У края сна не объятый тьмой рассвет остудил зарю, Солнце узнало своё гнездо.
Мудрость покоя
Облако снежило на крылья, в полёте изнемогли птицы. По течению жизни скользила гроза. Молния испепелила сумерки, звёзды заискрились. У кромки горы истлел туман. Соком налилась трава, зазубринами расцвёл шиповник. Нектар кедров разбрызгался по редколесью тайги. Ветер качнул пламя костра, согрелось простуженное сердце, померк рассудок. Олени столпились у дымокура, медведь нашёл падаль. Явив миру себя, Луна укрыла неотступной тенью всё сущее, поощряла жизнью, карала гибелью. Под гнётом нарушений обезумел ветер памяти. Из небытия пробился росток разума, из скорбей родилась душа, из камня плоть, из росы очи, из раскаяния мысли, из виденья смысл, из зари кровь пустот. В веру пустило корни сознание, надежда питалась мечтой, в воздухе созревала отрада. Пространство позабыло безудержность времени, вздрогнули чувства. Сжавшись в комок, покой скрылся в венчике первоцвета. Сквозь пещеры оголённых деревьев до проталин дошла весна, снова вернулась поднимать сотни сияющих Солнц.
Венец восприятия
Поутру на макушку одела Луна звёздный венец из гибели подобной жизни. На снежном ветру осыпались лепестки кашкары в чувственную стихию. В отблеск зари скользнула от испуга лиса, приуныла куропатка. В мороз олени откочевали на зимовку. Лоно матери опустело, внутри чума качнулась люлька с младенцем. Выше головы вне тела родилась ясность уяснения. Дитё узнал в ореоле знакомые звёзды от возникновения до распада миров. Думал животом, дарующим страдания, воображал всеведение. Звёзды сеялись в тлении, восставали в нетлении, сыпались в немощи, росли в силе. Сознание сжигали огнем, студили льдом, уносили ветром, ранили лучом, останавливали взгляд на время. Разум удерживали внутри сердца, невидимыми очами взирали в душу. Снилась борьба за выживание в прошлых жизнях. Выше бытия сияла беспредельность мысли, мудрость сжалась в забывчивость. Ничего, кроме биения переживаний не ощутил и в теле обрёл успех. В негасимом пламени закоптился чайный котелок, висящий на цепи над очагом. Упала игольница из кости. Свадебный нагрудник зазвенел лучезарными подвесками о вставки из кожи. Обрамление Солнца предвидело будущее в едином миге настоящего.
Очаг чувств
Во тьму ворвалась заря, вздохнула Луна в лучистой петле Солнца. Потускнел родовой олень в россыпи звёзд небесной реки. Насмешкой судьбы рухнула пустота на ковёр из листьев. Вопреки унынию туча сошла с разъевшего болью сердца. Росы на горы упали звёздами, расцвёл рассвет. Вдохнув угар, ветер раздул искру из опавшей золы, пламя породило борьбу различий в очаге нетленных чувств. Всполох желания ожил в сердце, пожар страсти на небе. Отогрелось вечно движущееся облако, вскипятил чайный котёл. Сочетая разные живые воли, воздух посветлел, к злу добавилась доброта. Исконный огонь, мерно вспыхивал и угасал, приносил гибель лжи, просветлял впечатления души. Зажигал ощущения. Прояснял осязание, боль, тяжесть, слух, вкус, обоняние, зрение. Рассудок выражал суждение, не позволял истлеть сознанию. Человек мечтал разумом подчинить стихию огня в огне, влияющую на судьбу Вселенной. В просвете меж грустью разлук и болью утрат подмёрзлая молния вспыхнула неземным костром осмысления.
Негасимый рост
Встретились взглядами Луна и Солнце, от огня отделился свет и стал догонять время. За далёким облаком узкая тропа затерялась среди камней. Утёсы прижались друг к другу. Мечтая стать мотыльком, затрепетал лист на ветру. Не испив до днища помыслы, не до сна стало птичьей натуре взлетевшей вслед за лучом. Во тьме не знала направление в незакатный свет на свете без изменения и тени перемен. Надежда рухнула, остыл пыл души, взгляд потух в немеркнущей молнии, от края до края изгоняющую мрак тоски и наполняющую очи озарением. Оперением неведения защитила зачин души от прямого вездесущего свечения разума, истребляющего невежество. Настигла Луну, вбирающую в себя все свечения чувственных и умопостигаемых миров. Поймала негасимую звезду, сводящую с ума истиной в образах. Встретила сияющее Солнце закрытым зрачком видеть сокрытые чувства. В не видимых лучах крыльях небесные растения возникали, питались, росли к возведению. В плену невзгод стремилась пристать к непреходящему свету жизни на земле. Сквозь листья деревьев озарённое сердце желало неувядающего света и просветилось нетлением, собрав урожай плодородной сущности в самой себе.
Живая сила
В костре стеснённом костровищем отблеск вечного света терял волю. Грозовой ветер обошёл кашкару, истлел холод, облако принесло Луну. Солнце в зенит простёрло лучи энергии излучения. На тропе к теплу покраснел муравей на бересте. Ручей наполнился тёплыми лепестками. Подсчитав заслуги и грехи, мелкие птахи вспорхнули по потоку времени. В ветре, в воде, в огне олень охотился за силой душу воскрешать. Невидимую, неосязаемую, не приобщаемую сущность созерцал разум. Неуловимая жизнь удирала от внешнего чутья. На сознание опиралось упорство до перенапряжения, решимость до истощения. С внутренним чувством рассудка проламываться сквозь дремучие дебри накапливать мощь. Звериных клыков избежавшее тело безупречно вело разделять единство земного праха очами небесной тишины. Одинокая слеза на щеке поверила в мечту сохранить живую силу умного сердца для связи с моральными мирами. В сонме звёзд свет сжёг тьму, мудрость сбила глупость, истина вывела из лживой значимости.
Разумность чутья
Потускнел отблеск звёздных огней, облако ушло за мечтами. В гнезде облаков созрела Луна. В изголовье неба сморщила брови заря. Задрожали цветы, взлетел лёд вершин, ночь погрузилась в пустоту небытия. Мысли спутались в изнанке сознания. Зола сожгла сомнения, заструился дымок костра, мошка заплясала по жухлым травам. Оленя до мозга костей пронзила прохлада утра. Из прошлого рос страх, совершить неверный шаг. В поединке с собой, боролся с тенью судьбы, копался в предрассудках. Пристально всматривался в чувственную даль сердца. Дающее совет, какое принять решение на жизненной тропе, как предвидеть грядущее. Гнулся под ветром скитаний, тратил силы, слушал шёпот и внимал крику внутри, заставляющему выбирать направление. Совет мысли, опирался на опыт души, следовал за чутьём, обманывался в суждениях. Туман заблуждений скрывал причины невезения. Олень мечтал прикоснуться к озарению чувств, узреть знак неба. Время вместилось в миг, растянулось на целую значимость вечности. Олень осознал, лучше смотреть вперед, чтобы не оказывается позади стада. Судьбоносное Солнце обратилась к земле с надеждой начать разумно кочевать заново.
Тело времени
Туча ушла, Солнце скрылось в алой листве преодолеть воплощенное временя. Сумерки окутали вершины. Неистовый ветер обошёл скалу, приподнял вереницу гусей в начало искать конец. След от ступни смыл поток мировращения. Знамением мига семя разума упало на твердь. Олень сбросил ветки рогов в нерушимое прошлое. Медведь забился вглубь чрева берлоги спастись от тайны будущего. Переходя от низшего простора к высшему в промежутках терялись мысли. Переживания сжимали и расширяли минуты, водили по кругу. Покидая времена в сновидениях, смысл пребывал в вечности, а вечность в разрывах мгновений. Ум жил в реальности воображения. Осень вздохнула в сердце мечту незыблемого возвращения времен года к жизни. Опережая отражение, звезда ждала первый снег, снегирь уселся на голую ветвь измерять чувства в себе. Время, утекающее в обратную сторону, не исправлялось. Освобождаясь от исконных зароков, Луна наложила заклятие календаря на волю чистого сознания непостижимого бытия.
Колыбель зарниц
Солнце отдалось дремоте, изнылось осердие Луны. Туча вытрясла град на дикие скалы, радуга взмыла. Глубина ручья взглянула глазами звёзд, веки подернула льдом. Инеем замерцала хвоинка. Мёрзлый цветок потерял лепесток, ягель иссяк, осердились звери. В уме повторяя имена родственных гор, воздушный олень встретил в тучах танцующую грозу. Призвал на помощь родовые утёсы, от страха попятился в пропасть. В признание клыкастой горе за то, что она позволяет, подниматься на её высоту сбросил рога в кучу обломков валунов. На перевале пучок волос очесал о кедровый стланик. Вырастившая оленя гора осмотрела дары и пропустила в каменную колыбель зарниц. Трещал гром, хранил младенца сон. Зародыш огня сделал вдох, вспыхнул пламенем, тень превратил в свет. Лучом не гнулся меж небом и землёй. Жар коснулся плоти, зажёг раскалённую волю. Олень не сгорел, изменился в лице, всполох искр увенчал голову. В пепельной груди твёрже скалы закалилось сердце. Зола запекла гортанный рёв. Взору открылось вместилище счастья, прозрело обозрение влияющее на пылкую судьбу. В сверкании окоченевших солнц склоны поросшие тайгой, оленя спасли от разъярённой стаи волков.
Необратимость безвременности
Последний луч Солнца ушёл в смутный сон, тени сбежали, цветы увяли. Звёзды стали похожи на серёжки тальника. Волк слышал шорохи поступи по опавшей хвое, не знал будущего, но мог на него влиять. Лось искал ручей необратимости, с каждым шагом стареющий рок истекал вспять. Старался наверстать потерянный период, побрёл по обратному пути от смерти к рождению. Стал лосёнком, но не уподобился ему душой. Помнил смысл жизни прошлого, но не влиял на него. Исступлённо ступал за пределы временности, но не ушёл от судьбы. Река времени уносила мысли, топила в пучине забвения надежды, поглощала личный смысл. Отчаялось сердце, освободится от уз мига, в напряжении воли добро и зло стало сутью момента. Лживо желалась над прошлым власть. Память возвращалась, с иного света походил знак. Забытьем чистил сознание от былых впечатлений, череда не искупалась. Утраченные и воплощённые мечты вели к настоящему. Кочующий из будущего мгновения оленец обратился в Луну.
Слепое чутье
Солнце подморгнуло Луне. Заря потускнела над вершиной. Обнятое землёй сознание потухло, тождество с небом таяло с каплей росы. В отблеске синевы нерестился туман, увядший пустоцвет тянулся к свету. Волком раненый оленёнок не одолел судьбу, не воплотился в сияние. Падучей звездой скатился в ущелье. Не заметил рядом явность и заснул в поле своего зрения. В лучистых очах плясали цветоносные пятна, искры чувств пронзили тело. Звучал отголосок эхо в уме. Слепозрение видело невидимые завязи нового цветения во внутреннем мире разлукой порванного сердца. Не видя темноты, рассудок ошибки объяснял сглазом. Память предчувствовала, воображались смутные намеки разбудить желание и волей растревожить сон. Уходил из ложной слепоты, как идётся, наваждение развеялось под ветром. Вобрав в себя суть мудрости, росла, цвела, плодоносила душа. Озарилась мысль идеей пути к свечению мироздания, при помощи нюха и слуха пройти сквозь тьму препятствий. Слепое чутье помогало не натыкаться на камни. Сокрытым оком распознавал зрительные образы путеводных звёзд. Прозрели задатки предсказывать поведение диких животных и нащупывать собственную судьбу.
Пища мыслей
Из праха истины поднялись небо отец и природа мать. Олень не знал, откуда пришел и боялся потерять бессмертие. Ел грибы дающие начало жизни. В жажду и голод не вкушал испорченную пищу, влекущую к низменным страстям распада сердца. Тратил силы на продление существования. Мыслил не насытить тело, а напитать душу. Без приправы казалась безвкусной снедь. На пике пастбища облизал глыбу соли от сглаза Луны. Из камня выжал рассол и вкусил ягель. Учился слушать плоть и желудок стал органом мышления, но еда не насыщала. Твёрдая пища дала внутреннее здоровье для создания вечной судьбы. Сердце черпало надзвёздное лакомство, дух нуждался в любви. Разум не терял волю, свобода заняла рабство, мысль намерение, дыхание вселенную. Обладающая тленной оболочкой душа получила власть в вечности. Яство во сне оказалась точно такой же, как наяву, но не насыщала и не гарантировала от новой гибели. Ветер гнал пыль, время, проведенное под Солнцем, в срок жизни не входило.
Бремя бытия
Зимний снег стаял, волны облаков вздыбились к небесной вершине. Сущность истины скрылась во мраке ночи. Из дождевого отчаяния вынырнула Луна гадать по снам наяву. Сморщился туман, Млечная тропа проросла грибами. Серёжки тальника опали врознь в озёрное отражение. Познав сиротство, эхо уныло шептало бесприютные имена ветра. С хмурых скал трещали камни независимо от сознания, не зачатого оленёнка. Замялось бесплотное время в оковах невесомой пелене. Призрак зарождения не знал, что счастья нет в отсутствие смысла. Влажным взором зародыш чуял мерцание суеты. В иной пустоте исполненная надеждой, душа вздохнула, тлела прозрением. Мысль зрела в выражении сути не сказанного, видимость проросла из небытия. Безначальное отсутствие роднилось бодрствованием ума. Чувства прониклись ощущениями. Не зная, увидит ли её Солнце, Звезда Вечера послала судьбу Звезде Утра. Привязанный к нарождению рассвет огнём озарил в чреве ночи мышления плод. Воля духа согрела тело воззрения. Ухватившись за истину света, помолодело сердце в лучах Солнца. Обратив взгляд внутрь себя, из противоположных начал сущее творило себя на тропе бытия.
Сухоцветы багульника
На рассвете зазолотился шишкой кедр, рождал тени. Солнечный луч осени озарил тайгу чувственным теплом. Воспоминая лето, очнулись былинки цветов печальными знаками судеб. Меркло изменчивое сияние, отлётные птицы укрыли голые ветви осин. Заливая светом ущелье, Луна зацепилась за облако, на росток кашкары наступила пята молнии. Порывистый ветер пронзил мглу сорочьего гнезда. Ветер теребил сердце гор, загустела цветочная кровь. В небытие не канули, с горной высоты головы склонили сухоцветы из верхушек побегов Саган-Дайля. Сплетённые в букетики и скрученные в круглую форму лепестки издавали ягодный аромат с древесными нотками. Утратив изначальную живость, увядшие бутоны несли смысл зыбкости жизни, восстанавливали силы после дальних переходов. Мудрость узоров крепила связь с высшими силами звёзд. Подобно Солнцу морозник украсил венки на скальных отрогах, явил продление жизни в холод. Связав настоящее с прошлым сухие цветы душистого багульника стали переправой меж миром живых и предков для душ ушедших и приходящих вновь. Останавливая летящее во-вспять время, подснежный бессмертник сохранил вечный окрас запоздалой весны.
- Дождь цветочных лепестков
- Вечно убегающая даль
- Гордость денной Луны
- Манящая дымка странствий
- Тепло лучистой надежды
- Ветром оперившийся снег
- Разворот тесного времени
- Кочевые гнёзда звёзд
- Звезда кочевой судьбы
- Лунная колыбель души
- Горизонт окрылённой мечты
- Лучистая радость рассвета
- Золотая тень равноденствия
- Отсвет заоблачного очага
Читать книги о Тофаларии
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
